Сердце
Шрифт:
Он остановил Деросси, и по тому, как он взглянул на него, я вдруг понял, что он подозревает, не известна ли Деросси его тайна. Он пристально посмотрел на мальчика и сказал ему ласково и печально:
— Вы любите моего сына… но за что вы его так любите?
Деросси вспыхнул, как огонь. Он хотел бы ответить: «Я люблю его, потому что и вы, его отец, были несчастны и искупили свою вину, люблю за то, что вы хороший человек». Но у него не хватило духа сказать это, — в глубине души он испытывал трепет, почти ужас перед этим человеком, который
Но тот всё понял и, понизив голос, сказал, почти дрожа, на ухо Деросси:
— Вы любите сына, но ведь вы не плохо… не презираете отца, не правда ли?
— О нет, нет, совсем наоборот! — воскликнул Деросси, охваченный страстным душевным порывом.
Мужчина сделал внезапное движение, как бы для того, чтобы обнять мальчика, но не посмел, а вместо этого осторожно коснулся рукой белокурых локонов Деросси, глядя на него влажными глазами.
Потом он взял своего сына за руку и ушел быстрыми шагами.
Смерть маленького товарища
Понедельник, 13 марта
Мальчик, который жил на одном дворе с зеленщицей, ученик первого класса, товарищ моего брата, умер. Учительница Делькати пришла в субботу вечером, вся в слезах, и сообщила об этом нашему учителю. Гарроне и Коретти сразу же попросили, чтобы им разрешили нести гроб.
Это был хороший мальчик, и на прошлой неделе он получил медаль за отличие. Он очень любил моего брата и как-то подарил ему сломанную копилку. Моя мать при встрече всегда ласкала этого мальчика.
Он был сыном железнодорожного рабочего и носил красный суконный беретик.
Вчера вечером, в воскресенье, в половине пятого, мы пошли к нему на дом, чтобы проводить его.
Его родители живут на первом этаже. На дворе уже было много мальчиков из первого класса вместе со своими матерями, пять или шесть учительниц и несколько соседей. Учительница с красным пером на шляпе и Делькати вошли в дом, и мы видели их через открытое окно… Обе плакали. Слышно было, как громко рыдала мать умершего мальчика. Две синьоры, матери его школьных товарищей, принесли по гирлянде цветов.
Ровно в пять часов мы двинулись в путь.
Гроб, совсем маленький, был покрыт черным сукном, и на нем лежали гирлянды цветов, принесенные двумя синьорами. С одной стороны к черному сукну были приколота медаль и три почетных отзыва, которые мальчуган заслужил в течение года. Гроб несли Гарроне, Коретти и еще два мальчика с того же двора. — За гробом впереди всех шла Делькати, которая плакала так, как будто это был ее собственный сын, за ней остальные учительницы, а за ними мальчики с букетиками фиалок в руках. Некоторые из них были такие маленькие, что держались за руку матери. Они смотрели на гроб с удивлением, и я слышал, как один из них спросил у своей мамы: «Теперь, значит, мы его больше не увидим в школе?»
Когда мы вышли на улицу, нам встретились мальчики из колледжа, которые шли парами. Когда они увидели гроб с медалью и учителей, то все сняли свои береты.
Бедный малыш! Теперь никто уже не отнимет у него медали.
Мы никогда больше не увидим его красного беретика. Он был совсем здоров, проболел всего четыре дня и умер. В последний день он еще пытался встать, чтобы сделать задания по арифметике и хотел, чтобы ему положили его медаль на кровать, боясь, что ее отнимут. Нет, теперь уже никто не отнимет твоей награды.
Прощай, прощай, маленький товарищ, мы всегда будем помнить тебя в нашей школе.
Накануне 14 марта
Вчерашний день был печальным, зато сегодняшний прошел очень весело.
Уже тринадцатое марта! Завтра — раздача наград в театре Виктора-Эммануила,[30] чудесный ежегодный праздник.
Обычно в этот день на сцену выходят мальчики из разных школ и передают аттестаты, предназначенные для премий синьорам, которые потом раздают их награждаемым ученикам.
Но на этот раз мальчики из разных школ будут выбраны не случайно.
Сегодня после утренних уроков в наш класс вошел директор.
— Мальчики, хорошая новость! — сказал он. Потом он вызвал нашего маленького калабрийца:
— Корачи!
Тот встал.
— Хочешь ли ты быть в числе мальчиков, которые завтра в театре должны будут выйти на сцену и передать аттестаты предназначенные для премий, синьорам из городского совета?
Калабриец ответил, что да.
— Очень хорошо, — продолжал директор. — Таким образом у нас будет и представитель от Калабрии. Это выходит великолепно. В этом году наш городской совет пожелал, чтобы т десять или двенадцать мальчиков, которые принесут аттестат из разных городских школ, были бы уроженцами всех облаете Италии. У нас всего двадцать школ, с семью тысячами учащихся. Среди такого большого числа учеников нетрудно найти по одному мальчику из каждой области Италии. В школе Торквато Тассо нашлось два мальчика с наших островов: сардинец и сицилиец; школа Бонкомпаньи дает нам маленького флорентийца, сына резчика по дереву; в школе Томмазео есть римлянина мальчик, родившийся в Риме. Венецианцев, ломбардцев, жителей Романьи у нас много. В школе Монвизо есть неаполитане сын офицера. Мы дадим генуэзца и калабрийца — тебя, Корачи. Вместе с пьемонтцем вас будет как раз двенадцать. Ведь это великолепно, правда?
Таким образом ваши братья из всех областей Италии принесут вам ваши награды.
Подумайте, они появятся на трибуне все двенадцать вместе, встретьте же их громкими рукоплесканьями. Вы еще мальчики, но будете представлять свои родные края, как взрослые люди: ведь маленький трехцветный флажок является таким же символом Италии, как большое трехцветное знамя!
Гордо приветствуйте его! Докажите, что и ваши маленькие сердца горят любовью к родине, что и вас, десяти- и двенадцатилетних мальчиков, воодушевляет священный символ вашей родины.