Сердцу не прикажешь
Шрифт:
– Тебя ждут дома, Богдан… - тихое за спиной. – Если не жалеешь себя, пожалей её.
Вечно цепляет малыхой. Шарит, чем меня взять. Но не в этот раз. Да, Яся ждёт дома. Но чтобы так и оставалось, я должен удавить гада.
Приближаемся. С сокращением дистанции, бронирую себя костяным панцирем. Сдавливаю капу челюстями, скулы пронзает боль. Пускай. Вытягиваю из себя всё, что есть. На предел. Сердце набирает скорость. Воздух плотными кольцами сжимает лёгкие. Разум слепит образ мёртвого Арсена, выжирает мозг. Захлёстывает
– Как будем биться? – спрашивает с оскалом в виде улыбки.
– На смерть. – принимаю стойку.
– Мизинцы скрепим?
– слух заслоняет шизоидный смех.
Звучит сигнал к бою и я мгновенно выношу руку вперёд, стирая с морды твари отвратную гримасу.
Кузнец злорадствует, словно я совершил ошибку.
Вот одноклеточное.
Прыгает, дёргается. Скоро начнёт капать слюна.
Уже заведомо просрал бой. Нахера струить в себя отраву, что размывает движения? Не выгребет.
Соберись, падла! Я уничтожу тебя честным путём, никакой жалости, никаких неувязок. Хоть по тебе и верёвка плачет, всё будет по правилам спорта. Лишь включу одно понятие - сын за отца.
Здесь и сейчас я выступлю как учил меня Арсен. Не уподобляясь скоту, не исподтишка, а как должно бойцу с честью.
Несколько шагов, встряска головой и Кузнец накидывается на меня с серией ударов, пытаясь пробить грудь.
Отдаю должное, кулаки бетонные, бьёт резко.
Искусно блокирую, затем уклоняюсь, приседая, прикрываю живот.
Шаг вперёд, выпад, ответная атака, пушечный удар. Кузнец снова отлетает.
Какого хера так просто?
Сталкиваемся снова, двигаемся вдоль канатов. Он прибегает к грязным приёмам, пытается захватить меня. Отталкиваю, плотно прикрываю корпус. Метит в болевые точки. Чувствую как горит грудь, остатки травмы. Рывок и Кузнецов снова нападает. Разъярённо. Забрасывает меня боковыми справа. Жёстко обрубаю, но парочку ударов принимаю. Кожу обжигает, тянет предплечье. Подаюсь вперёд, стараюсь вывести противника из равновесия, но он психует и наваливается всем телом, чтобы опрокинуть. Брейк. Его оттаскивают.
Сплёвывает, орёт, что я покойник.
Уже слышал такое. Скучно.
– Я выжгу из неё любые упоминания о тебе!! – выкрикивает конченная мразь. – Выжму так, что о тебе не вспомнит!!
Выблядок! Девчонка на твоём семейном древе, тварь! Продолжение рода! Как можно про неё плохое думать, мать вашу? Родная кровь!! Последняя, что к тебе имеет отношение!
НИКОГДА! Никогда она о тебе не узнает! Шагу к ней не ступишь! Разнесу весь город, сяду за убийство, но Яся в твои лапы не попадёт! Не усомнится в своей семье! Не будет переживать и плакать из-за тебя!! Сдохну, но Кузнецовой она никогда не станет!! Была Кузиной, станет Липатовой! Тебя не было, нет и не будет!
В памяти вспышкой взрываются копии личных дел из всех учреждений, где паскуда
«3 года. Принят в садик. Долгий период адаптации. Не вписывается в общепринятый режим.
4-5 лет. Задержка речевого и психического развития. Частое возбуждённое состояние. Перевод в специализированную группу.
6-7 лет. Углублённая программа с психологом. Подготовка к школе.
8 лет. Родительский комитет поднял вопрос об отчислении. Террор одноклассников.
9 лет. Принят в детский дом.
Полнейшее отсутствие уважения к старшим. На контакт не идёт.
10 лет. Нездоровое желание изводить слабых. Признаки тирании.
11-12 лет. Проявляет агрессию с садистскими наклонностями.
13-14 лет. Излишнее внимание к противоположному полу, с особенностью возрастной разницы. Вызывает подозрения, взят под пристальный надзор.»
Не думаю, что это взялось из ниоткуда. Я разных уродов в детдоме повидал. Да, многих жизнь сломала, но большая часть лишь спустила с тормозов то, что уже было заложено. Кузнецов родился падлой. Уж не знаю какие у него там истоки, но от этих же родителей появилась Яся. Ангел во плоти. Полная противоположность. Я бы тоже на месте бабок забрал бы только её. Зачем тащить на себе монстра? Куда им такие проблемы? В девочку успели заложить хорошее, пацан же оттачивал кровопролитие. Знали ли они о его скотских повадках?
Зверею. Позволяю ему наброситься на меня. Пока он тратит впустую последнюю энергию, сшибаю одним ударом его челюсть. Руку прорезает боль, но меня это только больше разжигает. Замахиваюсь, чтобы разворотить его пасть ещё сильнее, но звучит команда «стоп», нас разводят по углам.
Баранов умывает мне лицо, прощупывает плечо и ухо. Хмурится.
– Выдохся. – заключаю я, смотря на то, как плющит Кузнеца, пока ему обрабатывают раны.
– Боли в груди, в животе есть? Тошнит? – мимо ушей, у Серёги ориентир только на моё здоровье.
– Не чувствую. – заострён на удары, другое смазано.
– Потом наверстаешь! – прикладывает ватку к моей щеке. – Иди! С правым плечом аккуратнее!
Подрываюсь на ноги и уже собираюсь возвращаться в центр ринга, как улавливаю знакомый звук. Тот самый, от которого душа несётся в пятки. Оборачиваюсь и с ужасом смотрю, как Баранов достаёт из кармана брюк мой телефон, что я дал ему на сохранение. Тот разрывается от сигнала тревоги. Ясины часы. Она нервничает. И понарастающе сильно.
ЯСЯ.