Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
– Вовсе нет. Вам незачем обижать себя. – Нахмурившись, я поставила на стол фужер, машинально поправила рассыпавшиеся салфетки. – И вы не могли меня видеть, я довольно далеко стояла, - подняла на него выразительный взгляд: я тоже способна делать меткие замечания.
– И зря далеко стояли – это раз. А два – я бы вас в любом случае увидел.
На его лице застыло непонятное выражение. Недовольство? Обида? Взгляд обжигал. Заколотившись, мое сердце погнало кровь к щекам. Подавив вспышку волнения, я невыразительно заметила:
– Думала, ваши слова будут связаны с идеей команды. Или с тем, какой дружный коллектив в агентстве… Вернее, что вы во всех своих сотрудниках видите друзей, - я смешалась и умолкла, заметив его усмешку.
Неожиданно возле нашего края стола возникла суета, и он, нежно взяв меня за локоть, обхватив его теплыми пальцами, прикосновение которых показалось смущающе приятным, заставил сделать несколько шагов в сторону, отступив ближе к окну.
– Про то, что я мечтаю создать команду, знают лишь несколько человек. Если быть точным, всего трое. Включая вас.
Мы стояли в непозволительной близости друг от друга, сдвинься я на сантиметр вперед, моя грудь коснулась бы его. Спина и плечи Вадима полностью закрывали меня от людей и их движения, лиц, жестов, куража – от всего, от чего мне весь вечер хотелось отгородиться. Мысль, что теперь я оказалась в той компании, в которой нуждалась, которую очень желала, в компании человека, волновавшего и притягивавшего меня, обеспокоила. Тет-а-тет с ним у всех на виду... Нет, совсем не вариант. И не вариант наше близкое общение и моя потребность в этом, которую я неожиданно открыла в себе.
– Я тогда вынудила вас на откровенность, простите, - я извинилась, стиснула пальцами жесткое кружево подола.
Он слишком близко. Явное и полное нарушение границ личного пространства, а по коже – электрические искорки. Такой интенсивный пронзительный взгляд, нотки ментола и хвои его туалетной воды, ощущающиеся так полно и объемно, будто прижималась щекой к его груди…
Савельев фыркнул и невесело рассмеялся:
– Вы не поняли меня. Ну да ладно, - выдержал паузу, продолжая все так же внимательно и напряженно смотреть в мои глаза, а потом вдруг сменил тему:
– Играете в пул?
– Да, немного.
– А поподробнее?
– многозначительно приподнял бровь, побуждая меня продолжать.
– В студенческие времена иногда выбиралась с однокурсниками в пул-бар, играла в восьмерку и стрейт. Конечно, больших успехов не достигла, хотя игра очень нравилась, к тому же хорошо расслабляла. В боулинг играть лучше получается, но тоже не впечатляюще.
– А есть что-то, в чем вы собой совершенно довольны? – быстрая и громкая композиция сменила томную гармонию предыдущей песни, поэтому ему пришлось произнести свои слова практически мне в ухо, задевая дыханием пряди волос, скулу. Почему-то в эту секунду я так остро ощутила тепло и силу его тела, что в животе зародился горячий трепет.
Сочла лучшим полностью сосредоточиться на заданном вопросе. Пошевелилась и, пожав плечами, ответила:
– Обычно чем больше узнаешь, чем больше умеешь, тем больше понимаешь, как много ты на самом деле не знаешь и не умеешь, – подняла на него взгляд:
– Не согласны?
– Согласен. Но я знаю, в чем вы можете быть собой довольны, хотя, уверен, возразите все равно.
Как же все-таки обаятельно он может улыбаться, а глаза становятся еще ярче…
– Я имею в виду вашу работу. У вас заканчивается испытательный срок. Так вот, Арина Витальевна, поздравляю, - с напускной торжественностью, чуть отпрянув, он протянул мне руку для пожатия. Нет… Он заключил мою ладонь в свою, теплую и большую, и твердо пожал ее. Я нервно улыбнулась, догадываясь, к чему он клонит. – Теперь вы полноценный сотрудник агентства, надеюсь, на самый долгий срок из всех возможных.
– Спасибо, - я поборола нахлынувшее волнение и удивление. – Очень рада этому. Правда, пока не считаю себя полноценным сотрудником…
– Стоп! – Савельев жестом прервал мою фразу, затем предложил мне локоть. – Лучше пойдемте я познакомлю вас кое с кем.
– Не стоит…
Почему же он не понимал: сегодня, сейчас не место и не время демонстрировать нашу дружбу? Кроме того, Вадим Евгеньевич пробыл со мной достаточно долго, зал полон сотрудников, их вторых половинок, других гостей – все желают получить минуту-другую его внимания.
– Стоит, - он посуровел, вернул мне такой же выразительный взгляд, каким я смотрела на него – настаивает, не позволит мне отказаться.
Вздохнув, захватив клатч, я положила руку на его локоть, без слов соглашаясь.
За те несколько минут, что длилась наша беседа, толпа в фуршетном зале заметно поредела. Видимо, празднующие отправились на разведку в другие части комплекса, чтобы опробовать предлагаемые им развлечения. Осталась группка танцующих, держащаяся ближе к невысокой сцене, несколько коллег, разбившихся на пары и тройки – около стола, и одна группа человек в шесть-семь, расположившаяся к выходу на третий этаж. Внезапно один мужчина, стоявший к нам спиной и оживленно разговаривающий со своими собеседниками, оглянулся через плечо. Его взгляд наткнулся на меня и Вадима, и я сбилась с шага, помертвела. Рука, до этого держащаяся за локоть моего спутника, бессильно опустилась.
Разглядывая меня заблестевшими от интереса глазами, мне широко улыбался Дмитрий Савельев. В следующее мгновение, обронив какую-то фразу тем, с кем он говорил, Дима зашагал к нам. И тут же я почувствовала напряженную горячую руку Вадима, легшую на мою обнаженную талию. Его пальцы, дрогнув, слегка вдавились мне в плоть. У меня перехватило дыхание, кожа покрылась мурашками, и я остановилась. Вадим замер рядом. Машинально я повернула голову, посмотрела на него. Никогда не видела его таким: колючий пронизывающий взгляд, устремленный на брата, пятна гнева на щеках, твердо сжатый рот.
– Ба, Вадик! Вижу, как сильно ты рад мне, - засмеявшись, разведя руки в стороны так, будто готовился заключить брата в объятия, Дмитрий Савельев заговорил раньше, чем подошел к нам. Несколько человек заинтересованно повернули головы в нашу сторону, наблюдая за происходящим.
– Ариша, добрый вечер.
Я не сумела выдавить из себя ответное приветствие и вежливую улыбку. Каждая секунда, казалось, растянулась до бесконечности, увязая одна в другой. Каждая деталь, словно отсеченная от целого, острым осколком впивалась в восприятие: сияющее очарование мужчины, не так давно считаемого мною важным и единственным, отблески света в его темно-русых волосах, зачесанных назад, как у брата, роскошная с искрой чернота его костюма и галстука-бабочки, шорохи и негромкие шаги танцующих справа от нас пар, затихающая жалоба скрипки и фортепиано на сцене, твердая рука Вадима, стиснувшая мою талию, и замораживающее кровь, связывающее в узлы мышцы напряжение, лишающее всякой чувствительности.