Сердоликовая бухта
Шрифт:
– Считай до трёх. – Сказала она и положила трубку.
* * *
Она нажала на квадратную клавишу.
"Кнопка звонка – и ты в дверях, как глоток озона" – пришло ей в голову.
Она попыталась придать своему лицу выражение вроде "мы тут случайно проходили и решили заглянуть"… Но распахнулась дверь и сдунула с него все надетые и ненадетые маски.
"Любимый мой Алёша! Я не видела тебя вечность – с понедельника… Как я рада тебя видеть…" – стучит в висках и во всём теле, а губы произносят:
– Два
– Три! – Подхватывает он вместе с лёгким жакетом, который она стряхивает с плеч, стоя спиной к Алёше, и каждой клеточкой своего изнывающего тела ждёт, что вот сейчас он обхватит её своими сильнющими руками…
Но это бывает очень-очень редко. И в сегодняшнюю программу, по-видимому, не входит.
Чмок! – в щёчку тёплыми сухими губами, в которые ей хочется впиться своими. Чмок! – в другую.
– Проходи.
– М-м-м… – Она принюхивается, проходя в кухню. – Чем-то подпольным пахнет! Никак, контрабандный груз из Бразилии получили?
– И ваши полкило в том числе. А теперь прошу публику занять свои места в партере. – Он развернул её за плечи и выпроводил из кухни.
В гостиной телевизор беззвучно вещал о последних новостях под диппапловского "Солдата фортуны".
Перемотав ленту на начало, она забралась в кресло рядом с низким столиком и закрыла глаза.
По горячему запаху кофе она поняла, что Алёша вошёл в комнату, но сделала вид, что кроме музыки ничего не воспринимает.
Шёпот льющейся в чашку кофейной пены и новая горячая волна аромата. Потом что-то вроде разрываемой бумаги. Запах целлофана. Тишина.
И вдруг – этого она совсем не ожидала – его губы на её губах. Не открывая глаз она испила его поцелуй – ровно столько, сколько он позволил, пока не отстранился.
– Ого! – Сказала она, оглядывая сервировку. – Да тут не только из Бразилии контрабанда. У вас и с Финляндией связи? – На столе стояла коробка с теми самыми конфетами, за которыми давился давеча страждущий народ.
– Тебе очень идёт это платье. Я уже говорил об этом?
Она улыбнулась. Она знала, что в тусклом свете его торшера с бордовым абажуром выглядит моложе лет на… на семь.
– А я сегодня плёнки проявил.
– М-м-м?
– Помнишь, зимой в горы ходил?
– Быстро – не прошло и полгода… Покажи.
– Отпечатаю – покажу.
– Это за этим ты меня вытащил из тёплой постели – сообщить, что проявил, но не покажешь?
– Во-первых, не из постели…
– Откуда ты знаешь?
– От верблюда… А во-вторых, я… я просто хотел тебя видеть. Могу я захотеть тебя увидеть? – Он пересел на подлокотник её кресла и положил руку ей под голову.
Она, не шелохнувшись, продолжала цедить крохотными глотками терпкую горячую жидкость. Ей нравился Алёшин способ приготовления кофе, который он держал в секрете, – во всяком случае, от неё.
Её удивляло, что он сегодня не такой, как всегда, что-то новое в его
Зато она, словно, наконец, переняв эту его манеру, спокойна и внутри, и снаружи…
Алёша, не дождавшись, когда она закончит смаковать свой любимый напиток, властно забрал из её рук чашку и поставил на стол. Поднялся сам и поднял её. Его большие ладони сжали её лицо. Губы обдают горячим кофейным… и коньячным?.. дыханием.
А она уже больше ничего не хочет, кроме этих губ, которые пьют её жадно – не оставляя ни капли… никому… даже ей самой… до пустыни, до небытия…
Любимый… любимый мой… Она не знает – вслух ли произносит эти слова, или это в крови гудит. Она уже ничего не знает. И не помнит. И не знала. Ничего. Никогда. Кроме вот этих рук. Губ. Вздувшейся на шее вены. Маленьких упругих сосков. Твёрдого узкого живота. Ничего. Никогда. Не помнила. Не знала. И уже не узнает. Потому что её уже нет. И никогда не будет. Никогда… Любимый. Любимый. Любимый…
* * *
Она сладко потянулась и, ещё не успев проснуться окончательно, ощутила прилив радости. Приоткрыв глаза, глянула на будильник – десять минут девятого.
Ах, да!.. Воскресенье. И она ещё раз потянулась и улеглась поудобней, собравшись поваляться, пока не появится неотвратимого желания вскочить и распахнуть тяжёлые шторы, за которыми – то ли солнце, то ли пасмурно – не угадаешь.
Едва она задремала, как её блаженство нарушил телефонный звонок.
Свесив руку с кровати, нащупала трубку – аппарат она всегда носила за собой.
– Да?
Услышав голос, она улыбнулась и закрыла глаза.
– Доброе… Только позвольте, что за безобразие – в такую рань! … Что может быть интересного в воскресное утро, кроме самого воскресного утра? … Сюрпрайз? … Прямо нау? … Как, ты уже не в постели?! Вот это сюрпрайз! … Около какого? … Так, для нормального человека – это минут семь… стало быть, для тебя – три с половиной. … Ну, давай – на старт, внимание, марш!
Она вскочила, словно отпущенная пружина, заправила постель, раскрыла шторы и голяком побежала в ванную.
В радостном смятении она всё же успела удивиться нежданному звонку: расставаясь в пятницу ночью, а точнее, ранним субботним утром, Алёша, как всегда, ни словом не обмолвился о планах на будущее, а она, как всегда приготовилась ждать. И ещё заметила – за окном синее безоблачное небо.
Когда она выходила из ванной, застёгивая джинсы одной рукой, а другой расчёсывая волосы, раздался звонок в дверь. Она бросила щётку и запахнула рубаху.
– Ты сошёл с ума… – Она пыталась увернуться, но Алёша прижимался горячим лицом к её прохладной, ещё влажной после душа коже.