Серебристые облака
Шрифт:
Палло не успеет подробно рассказать Королеву о своей экспедиции. В самом начале разговора зазвонит телефон, и Сергея Павловича вызовут на совещание в ЦК партии.
– Срочно подготовьте отчет, - успеет сказать Королев, - и дайте мне фамилии всех, кто принимал участие в работе.
И ваши соображения, кого следует отметить. Только прошу конкретно: фамилия, имя, отчество и по какому ведомству.
Добьюсь для них премий... А сами начинайте готовиться к запуску трех кораблей-спутников. Сначала собачки и манекены, а на третьем - человек...
–
– спросит Палло.
– Если друзья будут расспрашивать, говорите: за тунгусским метеоритом летал.
– Королев рассмеется.
Палло увидит Главного конструктора только через два месяца, в канун запуска Юрия Гагарина.
– Обойдемся без нерасчетной траектории, - скажет ему Королев.
Потом Палло часто будет вспоминать эти слова, потому что.
ему одному из первых доведется обнимать после возвращения из космоса и Юрия Гагарина и Германа Титова.
А экспедиция на Тунгуску станет легендой. Через пятнадцать лет в одном из журналов появится статья об организации вертолетной экспедиции в район Подкаменной Тунгуски за космическим кораблем инопланетчиков.
Палло, прочитав эту статью, будет долго смеяться, а потом спрячет номер журнала среди документов и записей, относящихся к I960 году. Все-таки в музее теперь Арвид Владимирович работает - пригодится журнал...
Виллманн просыпается рано, до восхода солнца. Выходит на балкон и долго стоит, всматриваясь в посветлевшее небо.
Когда из-за горизонта появляется красный диск солнца, Виллманн возвращается в кабинет, садится за письменный стол - редактирует очередную статью для научного сборника, анализирует итоги только что закончившегося эксперимента в лаборатории или пишет отзывы на работы коллег, которых с каждым годом становится все больше.
В восемь утра он уже у себя в отделе, приглашает сотрудников и уточняет программу на сегодняшний день. Так уж принято в отделе космических исследований Института астрофизики и физики атмосферы Академии наук Эстонской ССР, и этот сложившийся за много лет распорядок работы меняется редко, к нему привыкли. И пожалуй, никто из молодых да и опытных сотрудников отдела не задумывается: а зачем их руководителю нужно вставать так рано? Неужели не хватает дня?
Вечерами Виллманн тоже выходит на балкон. Он провожает солнце и ещё четверть часа стоит молча, вглядываясь в даль.
Два-три раза в год он получает вознаграждение за свое терпение.
Появляется тонкая светящаяся полоса. Она становится ярче, зримей. Словно мириады серебристых огоньков вспыхивают в потемневшем небе, они переливаются, сверкают, растягиваются во всю ширь. Их непостоянство создает иллюзию игры, в которой участвует и земля, и небо, и спрятавшееся за горизонтом солнце.
"Наблюдатель осматривает небесный свод каждые пятнадцать минут с целью установить наличие или отсутствие серебристых облаков. Наблюдения ведутся два раза в день - во время утренних и вечерних сумерек. Серебристые облака легко спутать с освещенными перистыми облаками, со следом от самолета, с полярным сиянием... По окончании месяца книжка с результатами наблюдений высылается в Институт физики и астрономии АН Эстонской ССР (г Тарту)" - так гласит инструкция, в создании которой принимал участие и Ч. И. Виллманн. Вот уже два десятка лет, как она стала документом для метеорологов и геофизиков, которые работают на сотнях станциях страны, в Арктике и Антарктике, на экспедиционных судах Академии наук СССР. С 1 марта и по 1 ноября они проводят патрульные наблюдения, а свои записи отправляют в Тарту, где находится Мировой специальный геофизический центр по серебристым облакам.
Нет, конечно, необходимости самому Виллманну искать эти самые облака - со всего света стекается так много информации, что с её обработкой едва справляется электронная вычислительная машина, да и что прибавишь теперь одним наблюдением, если за серебристыми облаками охотятся даже космонавты? Но Виллманн помнит иные времена, не очень далекие... Память все чаще возвращается к прошлому: наверное, возраст, все-таки за пятьдесят... Проверяешь себя временем: теперь-то ты не имеешь права на ошибку, ведь десятки людей верят в тебя, в твой опыт, в умение предвидеть события завтрашнего дня.
Да, выходит на балкон и смотрит вдаль... Но только ли облака ищет он? Наверное, не надо обманывать себя - теплится в душе тоска о море, та детская мечта, которая прошла через жизнь и не умирает. Дети подрастают. Шестеро их у него. Старшие уже спрашивали: "Пап, а ты хотел стать ученым?"
– Капитаном дальнего плавания, - отвечал им Виллманн.
А потом приходилось объяснять, почему так и не стал моряком. Трое подрастут и тоже зададут этот вопрос. И опять придется говорить о жизни, а значит, и о войне.
Война... Ему выпала она с первого дня до последнего. На море и на суше, на передовой и в тылу. На севере и на юге.
Его военной биографии с избытком хватило бы на взвод. И когда Виллманн начинает рассказывать об обороне Таллина - он был матросом на сугубо пассажирском пароходике, - фронтовики с уважением глядят на него: немногие выдержали этот ад. Потом блокада Ленинграда. Работа на Кировском заводе. В сорок втором - Дорога жизни. Тут комментарии не нужны. На Большую землю попало всего несколько человек из команды, остальные не выдержали той первой блокадной зимы... Плавал на Каспии. Возил в Астрахань из Баку нефть.
Как раз фашисты рвались к Сталинграду и на Кавказ. Выстоял Сталинград, отбросили врага. А тут и весть хорошая пришла: формируется эстонский корпус. Виллманн сразу к военкому: "Хочу добровольцем!" Младшим сержантом попал под Великие Луки. Стал наводчиком орудия, потом командиром.
Нарва. Форсирование Чудского озера. Освобождение Таллина.
И наконец, ночной бой на Сааремаа. Всего пятеро из тех, кто начинал с ним под Великими Луками, дошли до Победы.
В автобиографии он пишет коротко о дальнейшем: "После войны остался в армии. Закончил артиллерийскую академию.