Серебро и свинец
Шрифт:
– Так-то лучше, – усмехнулся Вяземский. – А то ведь ввели у нас одно звание из тех. Я, грешным делом, и подумал – уж не прапорщик ли вы?
– Никак нет, товарищ полковник! – вскинулся Ржевский. – Осмелюсь доложить…
– Ну-ну, – подбодрил его полковник. – Доложайте, тьфу, то есть продолжайте. Кстати, вы всегда изъясняетесь в подобном стиле? Или только с новым начальством?
– Никак нет, товарищ полковник, – отозвался Ржевский. – Само как-то получается. А что касается звания прапорщика, то его обесценили уже в Первую мировую, когда из-за убыли кадровых офицеров начали шлепать погоны всяким… отличившимся.
– Их
– Ну а сейчас, – старлей пожал плечами, – это не звание, а, простите, анекдот.
– Достаточно, хм, спорное утверждение, – заметил Вяземский и перевел взгляд на второго вошедшего – смуглого, с четким орлиным профилем и орлиным же взором. В общем, если Ржевский выглядел истинным арийцем, то в его спутнике с первого взгляда угадывался сын гор.
– Ну а вы, надо полагать, корнет Оболенский?
– Старший лейтенант Мушни Кордава прибыл в ваше распоряжение, товарищ полковник, – бодро отрапортовал кавказец и, опустив руку, уже обычным тоном добавил: – Товарищ полковник, вы на этого шута горохового внимания не обращайте. Он такой по жизни, даром что артиллерист – каких днем с огнем не сыскать.
– Ну это мы проверим. – Полковник задумчиво постучал карандашом по столу и неожиданно для самого себя спросил: – Товарищ Ржевский, а вы на гитаре играете?
– Товарищ полковник! – Возмущение старшего лейтенанта было почти не наигранным. – Да я в училище…
– В хорэ ты пел в училище, – напомнил Кордава.
– Да, и что? – с вызовом отозвался Ржевский. – Сам играю, сам пою…
– Сам по библиотекам старые песни разыскиваешь и за свои выдаешь, – докончил абхазец.
– Я тоже когда-то играл, – вздохнул полковник. – Да вот только профессия у нас… немузыкальная. Теперь вот только батареей и дирижировать.
– Чтоб как Валэра играть, большого слуха не нужно, – съехидничал Кордава. – Водка нужна, да, а слух не нужен.
«Интересно, сколько раз они эту сцену репетировали? – подумал полковник. – Тоже мне, Тарапунька и Штепсель».
– Слушай ты, да! – Ржевский картинно тряхнул чубом. – Я…
– Отставить! – тихо скомандовал полковник. – Команды «Вольно» не было.
Оба лейтенанта моментально подтянулись, старательно пожирая начальство преданными взглядами. Ну точно – шуты гороховые, утвердился полковник в своей первоначальной мысли и неожиданно для себя улыбнулся.
– Вольно… поручик.
– Ух, – выдохнул Ржевский. – Товарищ полковник, разрешите обратиться?
– Обращайтесь.
– Нам сказали – откомандированы для выполнения особо важного и секретного задания партии и правительства, – начал Ржевский, – но в чем оно будет заключаться – никто не говорит. Зато подписок о неразглашении мы уже столько подмахнули, что можно эту комнату оклеить.
– Хоть одним глазком намекните, товарищ полковник, – присоединился к товарищу Кордава. – Мы ведь под вашим командованием будем, да?
– Под моим, – подтвердил полковник. – В составе специального сводного подразделения интернациональной помощи.
– Помогать, значит, будем, – задумчиво сказал Ржевский. – А кому именно, конечно, не скажете?
– Пока, – улыбнулся Вяземский, – не могу. Впрочем, вы скоро сами узнаете. Одно могу твердо обещать –
– На Марс летим, да? – немедленно предположил Кордава, картинно выкатив глаза.
– Ну, – полковник сделал вид, что задумался, и серьезно кивнул, – что-то в этом роде.
«А все-таки неплохая подбирается команда, – не без удовольствия подумал он. – Пожалуй, мне даже удастся пару часов поспать».
Тауринкс ит-Эйтелин вошел в деревню в тот неурочный час, когда мужчины уже разошлись по полям и пастбищам, а женщины, занятые домашними делами, прятались по чистеньким беленым хатам, украшенным зелеными и охряными узорами. Так и вышло, что первыми друида заметили дети.
– Э-эй! Эгей! Друид идет, орехов несет!
– Друид идет – уши надерет! – отшучивался Тауринкс, не пытаясь, впрочем, разогнать малышню. Он давно привык к таким вот встречам – да и как не привыкнуть, когда сам он в детстве вот так же приветствовал восторженным визгом забредавших в его родные края чародеев. И его тогда не пугали ни чужекрайний выговор, ни незнакомые лица – все затмевал чародейный знак на плече или груди. Так и серебряная гильдейская бляха, напаянная на застежку плаща, притягивала взгляды здешней детворы, как камень-магнит – кованое железо, и никто не обращал внимания, что зашлый друид явно был родом не из этих краев.
На восточные окраины Эвейна Тауринкса занесло случайно. Большую часть срока ученичества и не один год после того он провел на юге, где помощь лесных чародеев требовалась всегда – то эльфийские пущи вдруг принимались подминать под себя честной лес, то грязевые потоки с гор прокатывались по узким долинам, смывая поля и дома. То местное зверье беситься вдруг начинало, то опять же дикари запредельные в побег пускались – а до передовых дозоров имперского гарнизона не один день пути, пока еще весть дойдет без редких в том краю чародеев… поневоле друиду приходилось останавливать оголодавших безумцев своей силой. Работа всегда находилась.
Какая блажь понесла Тауринкса из родных краев в странствия – он и сам не мог толком объяснить. Захотелось увидеть своими глазами непроходные дебри востока. Кроме привычки, его ничто не держало на южном пределе – семьей он, вечный странник, так и не обзавелся, не в гильдейском это обычае, хотя детишек по себе оставил, верно, больше, чем самый исправный семьянин. Жаль, не всегда дар передается наследникам… О доме и речи не могло идти – это Тауринкс понимал, еще принося самый первый обет. Так что сборы его не были долгими. С котомкой за плечами и улыбкой на губах друид прошел весь срединный Эвейн, средоточие мощи Серебряной империи. И вот уже второй год он мерил шагами владения Бхаалейн, Картроз, Финдейг, Шориел и Такнаир. На пятерых эти роды поделили огромный и почти не населенный участок между Беззаконной грядой и заливом Рассветного океана, глубоко вдававшимся в эвейнские земли. Поговаривали, что за морем тоже есть какая-то земля, но байки эти друид слушал вполуха. Во-первых, Серебряной империи они уже не принадлежали, а значит, под защитой ее соединенных гильдий не находились. Пусть тамошние жители сами разбираются со своими чащами. А во-вторых, моря лесной чародей профессионально не любил и побаивался.