Серебряная корона
Шрифт:
— Расскажите, что вам известно о Вильхельме. Кто-нибудь может желать ему смерти?
— Что вы имеете в виду? Есть ли у него враги? Я могу сказать, что друзей у него нет. Но работает он как черт, что да, то да.
— Он женат.
— Женился на деревенской потаскухе. Ему было все равно, лишь бы она могла работать. А она может. Да, черт возьми, когда она была молоденькой… Да нет, все, ладно. — Андерс забыл о магнитофоне, а теперь вспомнил и смутился. — Расскажу как-нибудь в другой раз.
Когда он ушел, Мария открыла окно. В воздухе держалась кислая никотиновая вонь. Деревенская потаскуха. Неужели в наше время еще существуют такие понятия?
Мария села, ее глаза остановились на репродукции в раме над полочкой: «Вальдемар Аттертаг собирает дань в Висбю», кисти
Если показания Андерса Эрна достоверны — что покажет время, — это означает, что Вильхельма Якобсона на пароме не было. Никто не видел, чтобы он заезжал на машине на борт. Кто угодно мог получить заказанный им билет, зарегистрироваться, заехать на борт, а потом выйти на берег пешком по пассажирскому трапу. Предъявлять билет в этом случае не требуется. Надо бы сравнить отпечатки пальцев в каюте с отпечатком найденного мизинца. Не удивлюсь, если они совпадут, подумала Мария. Холодок пробежал по спине. Это какое нужно самообладание, чтобы преспокойно отрубить палец у трупа? Ледяное хладнокровие и расчет. Додуматься же — оставить отпечатки пальца в том месте, где покойный никогда не бывал! Интересно, что это было — внезапная идея или результат долгих раздумий? Если только оно и в самом деле было.
Мария набрала номер отдела криминальной экспертизы, трубку взял Бьёрк.
— Мы нашли четкий отпечаток пальца на зеркале в каюте. И получили ответ из лаборатории в Стокгольме. Как мы и подозревали, это отпечаток найденного мизинца. Но остается доказать, что это палец Вильхельма Якобсона. Мы также обнаружили отпечаток и на стекле «опеля», правда, не такой четкий. Но с большой вероятностью можно сказать, что это тот же палец. Материал отправили на анализ ДНК.
— Отлично.
— Тебе не рассказывали, как наш стажер умудрился нечаянно сесть в кресло Трюгвесона во время перерыва на кофе? — спросил Бьёрк.
— Нет, а что?
— Тот просто взбеленился. Такого он никому не спустит! Прямо испепелил его взглядом.
— Как ребенок!
— Трюгвесон — это острый ум, безупречная память. И при этом обидчивость, как у трехлетнего ребенка. Со временем сама убедишься. Но ради таких достоинств и недостатки приходится терпеть.
— На какой стул, говоришь, не стоит садиться?
Комиссар Томми Трюгвесон шел вниз по Чумной горке к Центральной площади, надеясь, что не встретит никого из знакомых. Хотелось подумать, поэтому он решил не идти с работы прямиком домой, где его ждала Лиллемур. Хотя она, может быть, еще не пришла с работы, но все равно не стоит рисковать. Неохота предстать перед ее критическим взглядом, по крайней мере сейчас. В этом деле об исчезновении человека на готландском пароме есть что-то нереальное. К тому же тут потребуется больше времени и интеллектуальных ресурсов, чем те, которыми он располагал. Наверное, нужно было отказаться от этого дела, взять больничный и уступить расследование кому-нибудь другому. Мысль одновременно завлекательная и пугающая. Справится ли он с этим делом, если вдруг Лиллемур от него уйдет?
После неудачной истории в юности Трюгвесон был осторожен с женщинами и женился поздно. Лиллемур работала в библиотеке Хюддинге, когда они познакомились. Но только спустя несколько лет между ними завязались некоторые отношения, притом что оба предпочитали беседовать о литературе за чашкой кофе или вместе ходить на лекции. Ни о какой страсти речи не шло, но ему было легко с ней, и отношения их скорее можно было назвать товарищескими. Родилась Эрика, его сокровище, его ангел, — чтобы покинуть сей мир всего через восемнадцать лет. Он и сейчас не смог об этом думать — глаза тут же застелила пелена, так что пришлось и отвести взгляд от площади, расстилающейся перед ним, и стиснуть зубы до боли в челюстях. Наконец он овладел собой.
К ярмарочным ларькам на площади тянулся непрекращающийся шумный поток туристов. Когда Трюгвесон был мальчишкой, краснощекие старушки продавали тут сливы и картошку, мед и тапочки из овчины. Теперешняя ярмарка походила на любую другую ярмарку Европы. Вместо еды продавались платья из батика, недорогие серебряные украшения и изделия из кожи.
Сперва он заметил длинные светлые волосы, потом улыбку. Словно та, из далекой юности, хотя, конечно, это невозможно. Совсем молодая девчонка, не старше двадцати лет. Впрочем, он не раз ошибался с возрастом женщин, с горечью подумал Трюгвесон. И, взяв в руки тяжелый серебряный браслет, задумался. Тут его толкнул какой-то потный старик — народ сзади напирал. Трюгвесон попятился, за что его ткнули локтем в бок и испепелили взглядом.
Спустя месяц после похорон дочери Лиллемур объявила, что получила работу в городской библиотеке Висбю. Он даже не знал, что она ее искала. После смерти дочери первое время он жил как в вакууме. Он не помнил, чтобы они разговаривали друг с другом о чувствах, да и о повседневных делах. Лиллемур не могла продолжать жить в том же доме, задыхаясь под сочувственными взглядами соседей. Она хотела начать все заново, с ним или без него, и попытаться вновь обрести смысл жизни. У него имелся выбор: остаться одному или уехать с ней на Готланд. Он не рассчитывал, что все случится так быстро. Не успели они передать старую квартиру маклеру, как Лиллемур нашла в центре Висбю небольшой домик, который можно было снять. Наверное, собиралась бросить Трюгвесона еще до того, как случился этот ужас. Их брак ведь давно уже шел к краху, как себя ни обманывай. Пока Эрика была жива, жена позволяла ему быть с ней рядом еще какое-то время, из чистой жалости. Но теперь все иначе.
Впрочем, в полиции Висбю ему нравилось. Работа заполняла образовавшуюся в душе пустоту. Все сотрудники оказались на редкость увлеченные и квалифицированные, они с интересом следили за работой друг друга и всегда были готовы помочь. Это чувство товарищества невольно согревало сердце. Жизнь, разумеется, никогда не станет такой, как раньше, но, по крайней мере, у него есть работа. Пока есть. История с Вильхельмом Якобсоном может стать его последним делом.
Он, ничего не сказав Лиллемур, сходил на лекцию Фольхаммара о Вальдемаре Аттердаге. Не хотелось идти вместе с ней. Теперь, когда она стала отдаляться от него, инстинкт самосохранения заставлял его искать свой путь. Куда этот путь может завести, он даже подумать страшился. Наверное, поэтому и купил серебряный браслет у той милой девушки. Давно он не делал подарки Лиллемур. Браслет был недорогой, но красивый и необычный. Улыбаясь, та восхитительная девушка сообщила, что сделала его сама. На ее визитке стояло: «Биргитта Гульберг». Он сунул визитку в карман пиджака, прошел мимо переулка Монахинь, руин собора Святого Лаврентия и церкви Господней и, миновав католическую церковь, направился к тихой беседке на Храмовом холме в Ботаническом саду, основанном в свое время товариществом «Купающиеся друзья». Здесь ласковая зелень спрятала его в своем роскошном одеянии, укрыла своим умиротворяющим плащом. Пахло розами.