Серебряная лоза
Шрифт:
Кудахтали куры в клетках, блеял молодой барашек. Светло-серый осёл, впряжённый в повозку, задумчиво жевал сено.
— Во, видал, никак не стащишь, — сказал Гундольф. — Людей здесь много, да и мешки нужные теперь поди отыщи. Ну что, обратно теперь, пока отец твой ничего не заметил?
Хвостатый упрямо выдвинул челюсть.
— Пойду за торговцем, — сказал он. — Говорю же, это мой волк. Пойду, а по пути что и придумаю.
— Дурень! — тряхнул его Гундольф. — Устанешь, замёрзнешь да помрёшь!
— Выкручусь, — только и сказал мальчишка и улыбнулся
— Дело твоё, — покачал головой толстяк. — Погоди вот...
И он зашарил за воротом, что-то отыскивая.
— Держи, — подал он хвостатому свисток на верёвочке. Свисток в виде птицы, выточенный из дерева так искусно, что каждое пёрышко было как живое.
Мальчишка знал, что Гундольф неимоверно гордится этой вещицей. Свистульку мастерил его отец, когда ещё работал во дворце. Вроде как она помогала говорить с певчими птицами, живущими в серебряных клетках.
Но птиц таких уже много лет никто не видел, и хоть свистулька пела на редкость красиво и чисто, для забавы таких игрушек отец Гундольфа не мастерил. Только эта одна и осталась.
— Ты зачем это? — не понял мальчишка, не спеша принимать дар.
— На удачу, — буркнул толстяк, глядя в сторону. — Ты же вот меня не выдал, когда твой отец пытал, кто помогал достать волка из воды. Мне бы мои знаешь как всыпали? Они тоже волков этих на дух не переносят. Бери уже, чего застыл.
— Спасибо тебе, — сказал мальчишка, надевая верёвочку на шею и пряча подарок за воротом драной одежды, пестрящей заплатами. — За всё спасибо.
— Волка стащишь если, дальше что? — спросил Гундольф.
— Может, в городе останусь. В мастерскую устроюсь, выучусь работать с металлом. Всегда о том мечтал.
— Ну ты это, не помри, — пожелал толстяк напоследок. — Может, свидимся ещё когда.
Ранние сумерки спустились на болота и скрыли маленькую фигурку, укрывающуюся то за одним, то за другим кустом в стороне от дороги. Да и шёл ли там кто? Может быть, то лишь падала тень от медленно катящейся повозки.
А следы присыпала ночь мягким снежком.
Глава 4. Настоящее. О злых волках и голосах из темноты
Хитринка без особой надежды ещё раз дунула в медный рожок. Если уж Прохвост не услыхал, то на полуглухих стариков, живущих поодаль, и вовсе надеяться нечего.
А больше здесь и не было никого, кто пришёл бы на помощь. Со времён мора, унёсшего всю родню Прохвоста, народа здесь стало во много раз меньше. Да и после ничего не изменилось — старики потихоньку уходили, а молодёжь в поисках лучшей доли тянулась в города, присягая на верность новому властелину. Иначе было не прожить. Нынешний правитель давно уже провозгласил: кто живёт на его земле, тот или должен принять его сторону, или будет приговорён к смерти.
Болота и речные островки землёй не считались, и лишь живя там, можно было избежать приговора. Самое то для отщепенцев.
Жить в здешних местах становилось всё труднее. Лес повырубили, уже и лесом-то его не назвать. Смех один — Тёмный лес, три ёлки. Исчезли кролики, не найти было ягод, а грибов по осени росло так мало, что если корзину до зимы соберёшь, считай, повезло. Да и болото мелело.
Хитринка оставалась в этих местах из чистого упрямства и нелюбви к переменам. Прохвост, может быть, имел своё мнение на этот счёт, но он её никогда не оставит, в том она была уверена. Но где же сейчас этот негодяй?
Волков внизу стало больше. Они расселись, подняв морды вверх и жадно разевая пасти.
— Вот так угодили мы в переплёт, — произнесла Марта, но особо напуганной она не выглядела. — Думаешь, их прогонит звук рожка? Я вот в это не верю.
— На помощь зову, — буркнула Хитринка и вновь набрала воздуха в грудь.
— Ого, здесь есть кто-то сильный, кто справится с тремя волками? — с любопытством спросило дитя-одуванчик.
— Сильный — нет, — отрезала Хитринка. — А вот догадливый и ловкий — возможно.
В это самое время догадливый и ловкий наконец очнулся. На островке, где стояла старая хижина, замелькал зелёный огонёк.
— Э-эй, Хитринка-а! — донеслось с того берега. — Ты меня слышишь? Прости, я сейчас!
— Здесь волки! — крикнула Хитринка, прикладывая ладони ко рту.
— Что?
— Волки, говорю! Будь осторожен!
Прохвост подплыл ближе. Он торопился, отталкиваясь шестом, и производил ужасный шум, но механические звери и не подумали обернуться в его сторону.
На ободе, идущем по верхнему краю борта, сидел светляк с повреждённым крылом. Удобная вещица: он не мог улететь, лишь хватался цепкими лапками за любую поверхность, куда его усаживали. И ярко светил, если как следует завести ключом. В зелёном свете хорошо было видно встревоженное лицо Прохвоста.
— Эй, вы! — крикнул он волкам, остановившись на безопасном расстоянии от берега. — Ко мне! Я здесь! Попробуйте допрыгнуть!
Но для зверей будто бы не существовало ничего, кроме добычи, сидящей на ветке дерева. Один из волков подобрался и скакнул вверх.
По счастью, он был тяжёлым и неуклюжим, потому прыжок не удался.
— Ай! — завопила Хитринка, поджимая ноги. — Прохвост, скорее отвлеки их!
— Забирайся выше, — дал совет тот. — Меня они не замечают. Как думаешь, если взять ведро и окатить их водой, механизм испортится?
— Одного ведра будет мало, — задумчиво произнесла Марта. — Грета выплеснула из окна грязную воду, оставшуюся после мытья полов, и волк, который оказался внизу, совсем не повредился. А ведро у Греты большо-ое...
— Хитринка, ты не одна там? — удивлённо спросил Прохвост, не заметивший прежде крошечную девочку, скрытую тенями. — Перебирайтесь на ветку повыше! Я ненадолго домой и обратно!
Кое-как двоим, сидящим на дереве, удалось вскарабкаться на следующую ветку. Она находилась достаточно далеко от первой, и было страшно доверять вес тела гибким боковым побегам, боязно сорваться, но иначе никак. А высота и стальнозубые волки не простили бы промашки или неудачи.