Серебряная ложка
Шрифт:
— Нет, милорд, надеюсь — нет.
— Вы надеетесь, что нет. Продолжайте, сэр Джемс.
— Не будучи мещанкой, вы, пожалуй, не взволновались бы, если бы вам кто-нибудь сказал: «Моя милая, вы не имеете представления о нравственности».
— Нет, не взволновалась бы, если бы это было сказано таким любезным тоном.
— Послушайте, миссис Молтиз, может ли это выражение, каким бы тоном оно ни было сказано, опорочить вас или ваших друзей?
— Да.
— Могу ли я вывести отсюда заключение, что люди вашего круга имеют то же представление о нравственности,
— Как может свидетельница ответить на такой вопрос, сэр Джемс?
— Скажем иначе: бывают ли люди вашего круга шокированы, когда их друзья разводятся или уезжают вдвоем на недельку, скажем, в Париж или в какое-нибудь другое местечко?
— Шокированы? Разве поступок, которого ты сам не сделаешь, непременно должен шокировать?
— Значит, вы не бываете шокированы?
— Не знаю, что может меня шокировать.
— Это было бы старомодно, не так ли?
— Пожалуй.
— Но скажите мне, если таковы взгляды людей вашего круга, — а ведь помните, вы сказали, что он не столь современен, как круг истицы, — то может ли быть, что слова «она не имеет представления о нравственности» причинили какой-либо вред истице?
— Люди нашего круга — это еще не весь мир.
— Конечно. Я даже полагаю, что это очень небольшая часть мира. Но разве вы или истица считаетесь...
— Как ей знать, сэр Джемс, с чем считается истица?
— Разве вы лично считаетесь с тем, что думают люди, стоящие вне вашего круга?
Сомс одобрительно кивнул. Этот свое дело знает! Он взглянул на Флер и заметил, что она смотрит на свидетельницу и слегка улыбается.
— Я лично не обращаю особого внимания даже на мнение людей моего круга.
— У вас характер более независимый, чем у истицы?
— Думаю, что не менее.
— Ее независимый характер всем известен?
— Да.
— Благодарю вас, миссис Молтиз.
Фоскиссон сел. Булфри встал.
— Я вызываю истицу, милорд.
Сомс приготовился.
VI. ПОКАЗАНИЯ
Марджори Феррар, довольно спокойная и только слегка накрашенная, подошла к перилам. На следующий день газеты упомянут о том, что на ней была черная шляпа и черный костюм, отделанный мехом шиншилла. Она поцеловала воздух около библии, перевела дыхание и повернулась к мистеру Булфри.
В течение последних пяти дней она негодовала, замечая, что этот процесс совершенно лишил ее воли. Она сама его затеяла, а теперь инициатива от нее ушла. Она открыла старую истину, что если уж машина ссоры завертелась, то недостаточно нажать кнопку, чтобы остановить ее. Если ничего не выйдет — поделом Алеку и адвокатам!
Ровный голос мистера Булфри успокоил ее. Вопросы были знакомые, к ней возвращалась уверенность в себе, ее голос звучал четко, приятно. Она держалась свободно, чувствуя, что ее показания интересуют судью, присяжных, публику, Если б только не сидела здесь эта «выскочка» с каменным лицом! Когда наконец мистер Булфри сел, а сэр Джемс Фоскиссон встал, она едва не поддалась желанию напудрить нос. Однако она поборола это желание и сжала руками перила; впервые за это утро холодок пробежав у нее по спине. И что за манера — почему он на нее не смотрит?
— Вам когда-нибудь приходилось судиться, мисс Феррар?
— Нет.
— Вполне ли вы уясняете себе значение присяги?
— Вполне.
— Вы сообщили моему другу, мистеру Булфри, что не питали никакой вражды к миссис Монт. Будьте любезны взглянуть на эту заметку в «Ивнинг Сан» от третьего октября. Это вы писали?
Марджори Феррар почувствовала себя так, словно из оранжереи выскочила на мороз. Так, значит, им все известно?
— Да, я.
— Она заканчивается так: «Предприимчивая молодая леди пользуется случаем создать свой „салон“, спекулируя на любопытстве, порождаемом политическим авантюризмом». Вы имели в виду миссис Монт?
— Да.
— Не очень-то хорошо отзываться в таком тоне о друге, а?
— Не вижу ничего плохого.
— Иными словами, вы бы остались довольны, если бы это было сказано о вас?
— Будь я на ее месте, я бы этого ждала.
— Вы уклоняетесь от ответа. А вашему отцу приятно было бы прочесть такую заметку о вас?
— Мой отец не стал бы читать этого отдела.
— Значит, вы удивляетесь, что отец миссис Монт прочел? И вы часто помещаете такие незлобивые заметки о ваших друзьях?
— Не часто.
— Так, время от времени? И после этого они остаются вашими друзьями?
— Вращаясь в свете, трудно сказать, кто вам друг, а кто нет.
— Вполне с вами согласен, мисс Феррар. Отвечая на вопросы мистера Булфри, вы признали, что, находясь в гостях у миссис Монт, вы сделали два-три критических замечания — я цитирую ваши слова — по адресу хозяйки дома. Вы часто, бывая в гостях, презрительно отзываетесь о хозяйке дома?
— Нет, и во всяком случае я не думала, что кто-нибудь подслушивает.
— Понимаю: пока не попался, все обстоит благополучно, не так ли? Скажите, в октябре прошлого года, будучи в гостях у миссис Монт, вы в разговоре с мистером Филипом Куинси не назвали хозяйку дома «выскочкой»?
— Не помню, вряд ли.
— А вы подумайте. Вы слышали показания миссис Ппинррин и миссис Молтиз. Миссис Молтиз, если вы помните, сказала, что мистер Форсайт — отец миссис Монт — обратился к вам с такими словами: «Вы назвали мою дочь выскочкой, находясь у нее в гостях. Будьте добры удалиться; вы — предательница». Так было дело?
— Вероятно.
— Вы полагаете, что он выдумал слово «выскочка»?
— Я полагаю, что он ошибся.
— Не очень красивое слово — «выскочка», не правда ли? Но если вы этого не говорили, то почему он назвал вас предательницей?
— Я не знала, что он подслушивает. Не помню, что именно я говорила.
— Мистер Форсайт даст показания, и это освежит вашу память. Но, насколько мне известно, вы назвали ее выскочкой не один, а два раза?
— Я вам сказала, что не помню. Он не должен был слушать.