Серебряная луна
Шрифт:
— Почему вы сказали «этот ваш император»?
— Разве я так сказал? Наверное, я имел в виду тех, кто так с ним носится.
Рэв помолчала, потом заметила, стараясь скрыть досаду:
— Вчера вечером вас удостоила внимания герцогиня де Монестье…
Арман откинул на подушки голову и закрыл глаза; на губах его заиграла улыбка.
— Арман, вы находите, она очень красива?
Арман открыл глаза.
— Кто? Принцесса Полина?
— Разумеется, нет! Мы же говорим о герцогине де Монестье!
— Она довольно хороша,
Рэв вся зарделась от счастья… но тут же свет перед ней потух.
— Вы забыли, что через несколько дней Вальмон больше не будет принадлежать мне!
— Да, действительно. Но ведь император обещал щедро заплатить за него?
— Это будет приданое для его любимого астролога! — с горечью произнесла Рэв.
Уловив ее тон, Арман выпрямился и протянул ей руку.
— Подумайте, Рэв! Если мысль об этом браке делает вас несчастной, клянусь, я смогу воспрепятствовать ему, нравится это императору или нет! Но ведь как-то вечером, когда мы говорили об этом, вы сами настаивали, чтобы я не перечил. Вероятно, поэтому я и согласился помочь императору надеть вам на палец кольцо!
— Да, все так.
Рэв встала и отошла к окну, повернувшись спиной к Арману и уставясь на фонтаны в саду.
Сказать ему сейчас или еще немного подождать? Он еще не готов к путешествию. Доктор Корвизар считает, что ему еще неделю-другую нужно провести в покое. «Он должен окрепнуть, мадемуазель, — сказал он. — Пока никаких танцев и верховой езды». Ему нельзя скакать верхом! А если Арману придется бежать из Фонтенбло, то именно верхом… и солдаты Наполеона погонятся за ним.
Нет, пока рано. Она еще не смеет открыть ему правду. Остается только молиться, чтобы в эти дни не произошло ничего страшного.
Она заставила себя улыбнуться ему.
— Давайте не будем ничего решать, пока не увидимся с графом. Может быть, он не так ужасен, как мы вообразили. А если он хороший астролог, попросим его предсказать нашу судьбу. Интересно же, что ждет нас в будущем.
Пока Рэв говорила, Арман напряженно сдвинул брови. Ей было знакомо это выражение: он пытается поймать ускользающие образы прошлого, пытается уловить тихий, но упорный внутренний голос, напоминающий о чем-то незавершенном. Только вот о чем?..
— Вам нужно сегодня отдыхать, — сказала Рэв. — А меня пригласила прокатиться принцесса Полина. Она хочет показать мне скалы в лесу Фонтенбло.
— Вполне невинное времяпрепровождение, — одобрил Арман. — А я по вашему совету останусь здесь и подремлю.
— А когда я вернусь… — начала Рэв.
Ее прервал стук в дверь.
— Войдите, — разрешила она, предполагая, что это Антуанетта.
Но в комнату вошел паж в переливчатой зеленой ливрее с алой отделкой, ливрее слуг герцогини де Монестье. С низким поклоном он подал Арману записку.
— Я подожду ответа, месье, — сказал он и спиной попятился к двери.
Арман читал записку медленно и почему-то с усмешкой. Рэв почувствовала, как в душе закипает гнев, а вместе с ним и жестокая, опаляющая ревность, грозящая поглотить все ее существо. Какая уж тут осторожность! В конце концов она не выдержала:
— Что ей нужно?
Арман поднял взгляд и широко улыбнулся:
— Она приглашает меня, милая сестричка, прокатиться верхом и посмотреть на скалы в лесу под Фонтенбло, а потом посетить ее городской дом и выпить бокал вина. Невинное времяпрепровождение, не так ли?
— Но вы ведь не поедете? — спросила Рэв срывающимся голосом.
— Отчего же? — удивился Арман. — Может быть весело, а то и… поучительно. Кто знает?
Глава 9
Арман стоял у окна своей спальни, выходящего на пруд с карпами; то и дело рыбы шлепали хвостами по воде, поднимая брызги…
Он рано оделся к обеду, заходящее солнце бросало теплый отсвет на его элегантный зеленый камзол, безупречные белые бриджи и хрустящие складки шейного платка. В отличие от остальных господ, приглашенных в этот вечер во дворец, он не стал надевать драгоценности. За эту последнюю неделю для него стало вопросом тщеславия обходиться без столь модных у мужчин колец, булавок для галстуков, цепочек и сверкающих пуговиц. Его преследовало необъяснимое желание все упростить — не только одежду мужчин и женщин, с которыми он общался, но сам дворец с его нарядными гостиными, расписными потолками, вычурной золоченой мебелью и ливрейными лакеями в блестящих позументах и кружевах.
Арман отдавал себе отчет, что вся эта нарочитость оскорбляет не просто его вкус, но и что-то более глубокое. В чем все-таки дело, он не понимал, но сейчас, глядя в сад, опять подумал, как часто думал в последнее время, что, если память к нему вернется, эти тайны разъяснятся сами собой.
Ему стало гораздо лучше. Врач решил, что в повязке больше нет необходимости. От ранения остался только след в виде длинного узкого шрама, бегущего от правой брови через висок к искусно уложенным волосам.
Однако внутренне ничего не изменилось с того момента, когда он впервые пришел в сознание и спросил: «Где я?» Ему не на что было опереться в прошлом.
Голова была как в тумане, порой сквозь него пробивались неясные образы. Арману со школьных лет был знаком знаменитый греческий девиз «Познай самого себя». Теперь он обнаружил, что вообще ничего о себе не знает. Иногда он поражался своей осведомленности. Вчера вечером поймал себя на том, что свободно рассуждает с господином Талейраном, министром иностранных дел, о сложных отношениях между Англией и Ирландией!