Серебряная Соколица
Шрифт:
– Если кто-то пытается внушить тебе чувство вины, значит он тобой манипулирует, – процитировала древний текст Мириам и подала чашку брату.
Маленькие, из простой бурой глины, без узоров и краски, эти чашки сделала для неё младшая сестра. Когда все осудили решение Мириам покинуть общество, Нинилит, не имея возможности высказаться открыто, прислала подарок.
Поймав осторожный взгляд младшего брата, Мириам спросила:
– Ты говорил об этом с дедушкой?
– Послал ему письмо, – пряча глаза, отозвался тот.
Мириам понимающе улыбнулась. Говорить
Некогда он единолично правил Луринатти, но непомерная гордость и амбиции не понравились Высоким домам. Говорят, в заговоре активно участвовали дома из Силивеники и Карагроса, и лишь Ясеневый град остался в стороне.
– Высокие дома не обрадуются новой Преподобной матери, – со вздохом произнёс Гиндорил, всё ещё ковыряя нитки циновки. – Тем более из дома Эльбирин. Могут решить, что это инициатива дедушки.
Синицы перевернули кормушку, и теперь вода в пруду бурлила от рыбы.
– Я дала обет и не вижу причин его нарушать, – отпивая чай, она перевела взгляд на пруд.
– Если ты не займешь место Преподобной Матери, это сделает Сестра из Карагроса.
– Пусть так, это не моё дело, – отрешённо произнесла она.
– Слишком много Высоких семей Карагроса окажутся у власти и…
– Гиндорил, – в её голосе зазвенел металл. – Я даже слышать об этом не хочу. Ни евгеническая программа, ни ваши с дедом политические игры, не заставят меня изменить своего решения.
Тот помолчал, глядя на неё, и неожиданно произнёс:
– Тебе уже рассказали? Тот, кого ты ждешь, умер.
Мириам резко отвернулась.
Из вежливости допив чай, брат откланялся и покинул сад. За оградой из пышно разросшихся кустов, довольным стрекотом его встретил грифон, что, должно быть, вытоптал всю поляну в ожидании хозяина.
Мириам осталась одна.
Вернувшись к домашним делам, она никак не могла отвлечься.
Несколько месяцев назад её посетил старший брат Вилинарий. Находясь в добровольном изгнании, он редко посещал родину. Но такую новость он не мог доверить бумаге, потому явился в место, где каждый встречный его презирает, только для того, чтобы быть рядом, когда эта новость сокрушит Мириам.
– Он погиб.
Стоящая в этот момент у воды Мириам выронила корзину, карпы тут же бросились собирать рассыпанный корм.
– Нет, – севшим голосом произнесла она, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Вилинарий тут же оказался рядом и осторожно подхватил под руки.
– Нет, – закрутила головой она. – Нет, нет, нет. Этого не может быть.
Закрыв лицо руками, она упала на влажную землю.
– Что? Что случилось? Как он погиб?
– Враги настигли его... – Вилинарий словно оборвал себя на середине предложения.
Глубоко вздохнув, Мириам заставила себя успокоиться. Смерть – это естественный порядок вещей. Без неё нет жизни. И всё же как это больно, когда Луна уводит дорогих тебе людей.
Поднявшись, она повела брата в дом.
– Рассказывай, – приказала она.
Вилинария называли Ходящим под солнцем. Это малочисленная каста людей, что посвятили себя миру вне пределов тенистых лесов и подземных градов. Они занимаются наукой, торговлей, политикой, а зачастую шпионажем. Большинство из них изгнали по тем или иным причинам, кто-то ушёл сам. Первые верной службой надеются на прощение и возвращение домой. Вторые даже по приглашению Высоких домов отказываются появляться под пышными кронами лэртских лесов.
– Серые сожгли его дом и, – он помедлил, – убили большую часть семьи.
И без того едва стоящая на ногах Мириам схватилась за край стола, чтобы не упасть. В груди сжались ледяные когти, лишив дыхания. Зажмурившись, она некоторое время не могла пошевелиться от боли, и только прикосновение брата привело её в чувства. Он со всей возможной тактичностью сжал её плечи и отвёл к стулу, на который она рухнула без сил.
– Расскажи, – слабым голосом попросила она. – Как такое возможно?
– Они наняли для этого, одного из его учеников, – не скрывая горечи, продолжил Вилинарий. – Тот, хорошо осведомлённый о сильных и слабых сторонах своего учителя, легко справился с задачей.
Она и сама не заметила, как в руке оказался стакан воды.
Вилинарий остался у неё на несколько недель, помогая оправиться. Выглядел он, как и всякий Ходячий под солнцем, невероятно старым. Кожу иссушило солнце, она покрылась сетью мелких трещинок и шелушилась. Морщины углубились и стали тёмными. Волосы выгорели до ослепительной белизны, и, словно подчёркивая свой статус изгнанника, он подрезал их и заплетал в тугую косу. Грубый практичный костюм делал его похожим на аса, скрадывая гибкую фигуру.
Утопая в старом кресле, она наблюдала, как брат суетится по хозяйству, позволяя ей пережить горе, и думала:
«Вот так должен выглядеть глава Высокого дома. Не как оборванец в обносках, выгоревший на солнце и чудом живой, нет, конечно нет. Но как человек, что не побоялся рассказать мне о случившемся и остался рядом, чтобы разделить боль. Гиндорил в лучшем случает отправил бы письмо или младшую сестру. Он не плохой, но слишком молод для этой ноши» - думала она, безучастно наблюдая за братом.
День сменялся ночью, чтобы в положенный срок вновь расцвести солнечным светом и прогнать тень. Боль не уходила, а Мириам пыталась прогнать её разговорами:
– Помнишь ту ночь в Самоцветных горах? – тихим, хриплым от долгого молчания голосом, произнесла она. – Я всегда мнила себя смелой, но когда Серые похитили меня и утащили под гору, в эту мерзкую лабораторию, я оказалась слишком слаба, чтобы самостоятельно отправить себя к Луне.
Она горько усмехнулась.
– Легко рассуждать о смелости сидя дома, – отозвался Вилинарий, что стоял у печи, помешивая уху. – Всякий раз, когда оказываюсь в каком-нибудь из лэртских городов, разные умники спешат донести до меня, что уж они-то на моём месте предпочли бы остановить своё сердце, чем подвергнуться изменению. Да, они-то и в плен бы не попали и, если встретят Серого, вмиг узнают в нём злодея и, ух, покажут ему.