Серебряная ведьма
Шрифт:
– А что, если многие другие члены этого ордена такие же, как Кэрол, и их обманули или… или принудили?
Симон тяжело вздохнул:
– Мири, постараюсь проследить, чтобы этих женщин судили справедливо с максимальным состраданием. Кроме одной. – Он снова сжал губы. – Серебряной розе пощады не будет.
ГЛАВА 11
Погас еще один парижский знойный день, но вечерние тени едва спасали город от жары. Палящее солнце и полное отсутствие дождя погрузили город в странное состояние сонливости и напряжения, особенно в беднейших
Три женщины, пробиравшиеся по узкой улице, старательно обошли это место. Урсула Грюэн, предводительница группы, была высокой блондинкой. Одиль Парментье была ее полной противоположностью – маленькая, темноволосая с мелким остреньким личиком, словно у эльфа. С тех пор как они вошли в Париж, женщины постоянно спорили, изредка останавливаясь, чтобы оглянуться на несчастную девушку, которая понуро плелась за ними.
– Надо избавиться от нее теперь, пока еще есть время, – ворчала Урсула. – Тупая, никчемная, плаксивая дура. Ты сильно просчиталась, завербовав ее, и даже не хочешь признаться в этом, Одиль.
– О, ради всего святого, девочка слишком молода. Дай ей шанс, – прошептала Одиль в ответ. – Пускай Серебряная роза сама решит ее судьбу.
Кэрол Моро шла за женщинами, полностью понимая, что они яростно спорят из-за нее. Но собственные страдания поглотили ее до такой степени, что ей было все равно. Измученная и голодная, с пересохшим от жажды горлом, она изнывала от боли в ногах и усталости. Туфли ее совершенно износились, на пятке вскочил огромный волдырь, а несвежая рубаха и платье промокли от пота и неприятно липли к ее худенькому телу. На правой щеке красовался синяк от последнего тяжелого удара Урсулы. Одиль не раз предупреждала Кэрол:
– Не надо провоцировать Урсулу. У нее буйный характер. Знаешь, она убила собственного мужа. Раскроила ему череп кочергой, и ей пришлось сбежать из деревни. Именно поэтому она последовала за Серебряной розой, чтобы не сплясать пеньковую джигу.
– Пеньковую джигу? – удивилась Кэрол.
– Виселица. Казнь через повешение, дурочка.
Она склонила голову набок и подняла руку, изображая повешенного и отбивая ногами веселый танец. Несмотря на то что предупреждение Одиль сильно напугало, Кэрол так и не смогла сдержать свой язык. Последнюю оплеуху она получила от Урсулы за то, что осмелилась осудить обращение женщины с украденными мулами. После того как бедных животных загнали почти до смерти, Урсула настояла на том, чтобы избавиться от мулов, пока их не поймали за кражу. Они оставили животных в зарослях деревьев.
От жары Урсула стала еще свирепее. Когда Кэрол попыталась возразить против ее жестокости, Урсула сбила ее с ног, крикнув, что они уже почти дошли до цели. Мулы им больше не нужны, но они послужили полезному делу, чего про Кэрол сказать было нельзя.
Короткая перебранка произошла у стен Парижа. С тех пор девушка надолго замолкла, отметив для себя, что на этот раз Урсула права. Теперь Кэрол никому не нужна. Когда она последний раз видела свое отражение, то
Она никогда не была большого мнения о своей внешности, но хотя бы всегда старалась выглядеть чистенькой и опрятной. У нее было много недостатков, но неряхой назвать ее было нельзя. Возможно, язык у нее слишком острый и резкий, и, как учила ее мать, ей следовало умерить свою упрямую гордость. Она лгала тетушке и дядюшке, когда сбежала с Раулем, но, кроме этого, она всегда была честной девушкой и никогда ни у кого не попросила и крошки хлеба.
Но после встречи с Урсулой и Одиль ее унизили до самой мерзкой бродяжки. Она превратилась в попрошайку, воровку и, возможно, убийцу. Ее маленький мальчик…
От воспоминания в горле Кэрол застрял огромный ком, который она с трудом проглотила. Она никогда не плакала при людях, но, покинув остров Фэр, не переставая, проливала слезы – опасная слабость в присутствии Урсулы, которая не терпела никаких проявлений чувств. От малейшего всхлипывания Кэрол могла получить удар по голове. Даже Одиль хмурилась и глядела с крайним неодобрением на нее, не понимая, почему Кэрол так несчастна, ведь ей предложили огромную честь – служить Серебряной розе. Перед ней простиралось прекрасное будущее.
Но Кэрол чувствовала себя так, словно свое будущее, всю свою жизнь она оставила на острове Фэр, когда пришлось бросить малыша у реки возле дома Мири Шене. Она была уверена, что возненавидит проклятого малыша, сидевшего в ней многие месяцы, превратившего ее жизнь в сплошное несчастье. Но Кэрол не ожидала, какое нежное чувство проснется в ней при виде младенца. Он был такой маленький, беспомощный и… и такой невероятно прелестный с его крохотными пальчиками на ручках и ножках.
«Не смотри на него и, что бы ты ни сделала, не давай ему имени», – посоветовала Одиль.
Но в сердце Кэрол уже окрестила его, дав ему имя Жан Батист в честь своего любимого дедушки. Прижав ребенка к груди, Кэрол прошептала слова благодарности Одиль и Урсуле за помощь в родах, но она изменила свое решение. Ей больше не хотелось присоединяться к тайному обществу Серебряной розы.
Именно тогда она впервые увидела уродливую сторону характера Урсулы Грюэн. Но раздумывать было поздно, заявила Урсула. Они доверились Кэрол, поделились с ней своей тайной. Она знала слишком много о Серебряной розе, чтобы просто уйти. Их договор скреплен кровью, и разорвать его невозможно. Кэрол должна присоединиться к Серебряной розе, а ребенка принести в жертву.
Кэрол вцепилась в ребенка. Она готова была пойти за Урсулой и Одиль, как обещала, но зачем же убивать младенца. Жана Батиста можно оставить у ее тети и дяди. Они всегда обещали позаботиться о ребенке, если родится мальчик.
Однако ее мольбы не были услышаны. Урсула вцепилась в ребенка. Жан заплакал, и Кэрол пришлось отпустить его, испугавшись, что они поранят его во время потасовки. Изможденная родами, Кэрол могла только кричать, когда Урсула оторвала от нее малыша.
Одиль склонилась над кроватью, чтобы успокоить ее, быстро прошептав на ухо: