Серебряное горло
Шрифт:
"Каждый имеет право петь, как Карузо, - прочитал я. - Мы не можем ждать милости у природы. Вдруг она не пожелает во второй раз подарить нам бессмертные вечные голоса? Раз так, мы должны сами создать их!"
Потом возникал старик - зубной врач. Он был в бурке и папахе. Хватал себя за голову, стенал с кавказским акцентом: "Вах, вах! Что я наделал? Я выпустил джина из бутылки! Назад, в эту бутылку, его уже не вогнать. Теперь надо дождаться, когда он уснет... Вай, вай! Преступное легкомыслие!"
Зло, нагло смеялся мне в лицо маскарон с лицом графа Бадени. Это было даже страшно.
Но на смену маскарону приходили видения более приятные - тенистый парк, озеро, по берегу которого я любил гулять, вечно дерущиеся черные и белые лебеди...
Флора будила меня. Один раз для общения с каким-то человеком, вероятно с врачом. Он пощупал мой пульс, с глубокомысленным видом пронаблюдал циферблат собственных часов, а затем объявил, что надо проверить кардиальную систему. Меня все это раздражало - звуки, шум, голоса. Приезжали люди с каким-то аппаратом. Присоединили ко мне холодные пощипывающие электроды, колдовали над длинной бумажной лентой... Опять мне привиделся старый дантист. Пройдя в лезгинке на цыпочках по комнате, он пожалел меня: "Вай, вай! Что делают с бедным человеком".
– Оставьте меня в покое! - бурчал я. - Дайте поспать!
Приснился мне и душный вечер в приморском городе. Ветер с моря не приносил прохлады. Воздух был пропитан влагой и йодом. Мы с дирижером Игорем сидели у открытого окна.
"Дышу уже не легкими, а боками, - бормотал Игорь. - Хорошо бы, как рыбам, обзавестись и жабрами. Так что же ты хочешь выяснить? Отчего вдруг Юрий Ильенко запел? Да я почем знаю? И кто это может знать? Допускаю, что могли изобрести какую-нибудь хитрую штуку. Не таблетки, конечно, а что-нибудь другое. А ты вот о чем подумай: возник вдруг десяток этих "внезапно запевших", и на том все. Значит, кто-то делал опыты и прекратил их. Почему? Эх, если бы мне жабры в дополнение к легким! Тогда бы я и в таком влажном климате чувствовал себя, как орел в небе..."
Через какое-то время возник еще один врач. Уже без часов, зато с блестящим молоточком. Он долго о чем-то разговаривал с Флорой. До меня долетали лишь отрывки разговора... "Да, да, много кофе... почти не спал... режима никакого..." - "Опасности нет... переутомился... обычный вегетативный криз... мы это так называем... не волнуйтесь, ваш муж, судя по всему, крепкий гражданин... ничего, кроме покоя... несколько дней не работать... главное, чтобы не дошло до невроза..."
– На что жалуетесь?
Он потряс меня за плечо. Мне никак не хотелось просыпаться.
– Я вас спрашиваю, на что жалуетесь?
– На то, что меня будят!
Врач засмеялся:
– Извините, необходимость. Не соизволите ли вы, сэр, приподняться?
Слово "сэр" и настойчивость врача вывели меня из себя.
– Вот я сейчас встану, кое-кого приподниму и вышвырну в окошко. Дайте досмотреть сон!
Врач обрадовался еще больше.
– Все хорошо, - сказал он Флоре. - Пусть поспит. Ваш муж - отличный парень. Его загнать в невроз не так-то просто.
Было и другое. Я громко позвал Флору.
– Я здесь!
– Обзвонить все гостиницы, найти Юрия и Ирину Ильенко, - сказал я. Пригласить сюда.
– С чего вы взяли, будто они здесь?
– Они здесь, нисколько в том не сомневаюсь. Звоните! Во все гостиницы подряд. Назначьте им свидание на корреспондентском пункте. В один из ближайших дней. И старика доставьте!
Флора, видимо, решила, что я брежу. Я сказал ей напрямик: подозрения необоснованны. И вообще, она обязана, как секретарь, исполнять мои распоряжения. А затем долго поносил эмансипацию, матриархат и гнилых интеллигентов. Затребовал кофе, сигарету и последнюю почту. Среди прочих писем была заказная бандероль из Закарпатья. Понял: от Валентины Павловны. В бандероли было короткое письмо и магнитофонная кассета.
– Поставьте!
– Может быть, позднее?
– Нет, сейчас.
Это была хабанера из "Кармен". Аккомпанемент - не оркестр, а фортепьяно. Голос настоящий, глубокий, как мне показалось, даже со своеобразным вокальным эхом. Томные звуки хабанеры мягко качали, и я снова уплывал куда-то, где тихо, уютно и мягко, пока голос вовсе не угас где-то вдали.
И я спал, спал и спал. Сном праведным и богатырским. Как позднее выяснилось, этим занятием я баловался ровно трое суток. А затем проснулся и потребовал яичницу с помидорами, но, заметив синие круги под глазами Флоры, сказал, что все сделаю сам. Затем вдруг уснула Флора. Конечно, не на трое суток, а всего лишь на несколько часов. Спала она не раздеваясь, свернувшись калачиком на том же самом диване, на котором только что лежал я.
Я смотрел на девушку, которая сейчас мне казалась удивительно красивой, может быть, самой нежной из всех "задиристых козочек", и пытался понять, зачем я ей нужен? Зачем она со мною возится? Только из человеколюбия? Внезапно проснувшийся материнский инстинкт? Может быть, ее попросту закружил хоровод событий, возникших из-за серебряных пластинок, придуманных старым дантистом?
Под вечер Флора проснулась и мигом привела в порядок прическу, поколдовала у зеркала.
– Что здесь происходило? - спросил я.
– Разное. Всего не перечислишь. Например, звонили из редакции. Вас переводят на должность заведующего отделом литературы и искусства.
– Вот как! Интересно... А моего согласия не спросили... Квартиру хоть дают?
– Уже ждет вас.
– Определенно я из породы везучих.
– Похоже на то, - сказала Флора со значением, во всяком случае, с интонацией, для меня неожиданной.
Уж не иронизирует ли она надо мной? Впрочем, я еще не совсем пришел в себя. А больные, как известно, мнительны.
– Вообще было много звонков, - продолжала Флора. - Вы оказались правы: Юрий и Ирина Ильенко здесь. Но они остановились в разных гостиницах.
– Почему?
– Уж этого я не знаю. Видимо, между ними что-то произошло. Возможно, обычная ссора.
– Странно.
– Куда уж страннее. Я разговаривала и с тем и с другим. Пригласила их сюда на завтра. Юрий обещал прийти, а Ирина просто бросила трубку. Тогда я позвонила дежурной по этажу, продиктовала адрес корреспондентского пункта и попросила передать его Ирине.