Серебряное небо
Шрифт:
— Дана… Линда… Дымок… — называла она вслух имена, чтобы не забыть, кого уже оделила мясом. — Юта… Крепыш… ладно, на тебе еще, — сунула одному из щенков Даны маленький ломтик. — Все, ребята! — показала пустые ладони — этот жест собаки знали и разочарованно разошлись.
Вернувшись к костру, Лесли сняла с огня котелок, поставила другой и присела на спальный мешок рядом с Джедаем.
— Завтра никуда не пойдем, я хочу поохотиться. Да и тебе отдохнуть не помешает.
— Да, я сегодня здорово вымотался, — сознался наконец он.
— Так нельзя, Джед, — покачала она головой. — Ты ничего не говоришь, делаешь вид, что все в порядке — а на самом деле уже из последних сил идешь. А это первое правило: нельзя идти до изнеможения. Нужно, чтобы к концу дня всегда оставались силы развести костер, приготовить место для ночлега, сварить еду…
— Но я же знаю, что ты обо мне позаботишься! — рассмеялся он и похлопал ее по руке.
— Думаешь, я всегда буду рядом?
— Хотелось бы в это верить!
Лесли обернулась к нему — он серьезно или шутит? На улыбающейся физиономии прочесть что-то было трудно, поэтому, боясь показаться сентиментальной, она тоже усмехнулась:
— Ну уж прям!..
В ответ Джедай притянул ее к себе (пусть устал и замерз, а силушки хоть отбавляй!) и, не обращая внимания на слабые попытки вывернуться, поцеловал в скулу.
Она думала, что в эту ночь он будет спать без задних ног, но стоило ей нырнуть в спальный мешок, как ее встретили горячие руки и не менее горячее мускулистое тело.
И губы — жадные и настойчивые, от их прикосновения к ее груди у Лесли перехватило дыхание. Его волосы пахли хвоей, она зарылась в них лицом и скользнула руками по гладкой мускулистой спине, чувствуя, как он нетерпеливо дергает и стаскивает с нее одежду.
В следующий миг, оказавшись сверху, Джедай рывком вошел в нее. «Только бы сейчас в костер не вляпаться!» — подумала Лесли, а потом все ее мысли растворились в горячем и блаженном вихре ощущений. В нем смешалось все: нежность и внутренний жар, стремление к обладанию и неистовое желание скорее испытать ту радость, которую вот-вот должно было подарить ей это могучее тело.
Когда наслаждение наконец захлестнуло ее, оно было столь ослепительным, что, казалось, вспышка полыхнула прямо под зажмуренными веками и стон освобождения прилетел откуда-то извне, из окружавшей их темноты…
Наутро их встретил другой, белый мир.
Снег толстым слоем покрывал землю, лежал на ветвях деревьев и на кустах. Лесли приоткрыла рот и понюхала воздух, взглянула на чистое, без намека на тучи небо — непохоже, что в ближайшие день-два начнется оттепель. Может, оно и к лучшему: идти по снежной слякоти — удовольствие ниже среднего.
Впрочем, куда идти? Места эти она знала плохо и вовсе не была уверена, что поблизости, пусть даже в пределах нескольких дневных переходов, найдется укрытие, пригодное для того, чтобы провести в нем зиму. Идти же куда-то наобум, теперь, когда выпал снег… Н-да, она рассчитывала, что у них есть еще по крайней мере неделя.
— Ну, и что будем делать? — спросила она. Вопрос был скорее риторический, по давней привычке разговаривать с самой собой, но на него тут же эхом отозвался вылезший из-под ели Джедай.
— Ну, и что будем делать?
«Не знаю», — хотела ответить Лесли, но вовремя поняла, что не имеет права этого говорить, потому что он знает эти места куда хуже, чем она, и привык полагаться на ее опыт и знания. Поэтому она лишь неопределенно пожала плечами.
— Может, переждем, пока не растает? — предложил он.
— Это что, до февраля, что ли?
— Думаешь, уже не растает?
— Да непохоже…
— Я могу построить дом, — сказал он с сомнением. — Знаешь, небольшую такую избушку. Но с одним топором это много времени займет — месяц, два.
Она только вздохнула.
— Еще я могу сделать шалаш, — неуверенно выдал Джедай новое предложение.
Лесли представила себе стоящий на снегу шалаш… как ни странно, в этой идее имелось рациональное зерно.
— Скажи, а большой шалаш ты можешь построить? — спросила она. — И не двускатный, а наподобие индейского вигвама?
— Это как?
— Вот, смотри! — она сдернула с ближайшей ветки пригоршню хвои и, присев на корточки, принялась строить из хвоинок конус — крошечное подобие шалаша. — А вот здесь, — сделала внутри мизинцем ямку, — должен быть костер, и чтобы дым вверх уходил. Стены толстые и подстилка внутри тоже толстая…
На каждую ее фразу Джедай кивал все более сосредоточенно, и когда Лесли, закончив объяснения, спросила:
— Ну что, сможешь? — он взглянул на нее непонимающе.
— Что? А, да, конечно смогу.
Полез в шатер и через минуту вылез оттуда в куртке и с топором.
— Я пойду посмотрю вокруг.
— Когда будет готов завтрак, я тебя позову, — сказала ему вслед Лесли.
За завтраком Джедай молчал и думал о чем-то своем; ел быстро — видно было, что ему не терпится заняться шалашом. Лишь под конец он обратил внимание и на нее:
— Ты, кажется, на охоту собиралась?
— Да…
— Если по дороге увидишь камни, примерно вот такие, — показал руками нечто размером с собачью голову, — скажи мне, — с тем встал и, прихватив с собой недоеденную лепешку, снова пошел в лес.
Первую добычу Лесли подстрелила всего в четверти мили от стоянки. Неторопливо трусившие перед ней собаки вдруг рванулись вперед, затявкали из-за деревьев — догнав их, Лесли увидела сидевшую на сосне, футах в пятнадцати от земли, тетерку.
Глупая птица, уверенная в своей неуязвимости, наклоняла голову и рассматривала крутившихся внизу собак то одним, то другим глазом. И просчиталась: арбалетная стрела достала ее и на этой «недосягаемой» высоте.
Хотя добыча была небольшая, Лесли сочла ее хорошим предзнаменованием. Вообще настроение у нее было куда лучше, чем всю последнюю неделю: выматывающий душу ветер напоминал о себе лишь легким дуновением, снег приятно похрустывал под ногами. А главное, появилась какая-то определенность: если Джедай сумеет построить шалаш, то они смогут благополучно, даже почти с комфортом перезимовать в нем.