Серебряное время (сборник)
Шрифт:
– Я догадываюсь. Только, честно говоря, пока не вижу, где вы усматриваете связь между… между этими фактами. Все они… как бы это получше?.. За рамками наших представлений, что ли…
– В том-то и дело, – вздохнул Лагутин. – Кривоколенов не верит в рыжую цыганку. Хотя яму в лесу он, например, видел. В Сосенск он направлял целую комиссию для изучения ямы в саду. Но комиссия увидела только яму. И все. Исследования обломков ножа пока ничего не дали. Тросточку-жезл еще не нашли, Следовательно, с этой стороны подступиться не к чему. Было и сплыло. Но есть другие стороны.
Лагутин сделал паузу, потом медленно сказал:
– Да, другие стороны. Можем мы, например, хотя бы умозрительно представить,
– Космические пришельцы? – усмехнулся собеседник.
– Я никогда серьезно к этому не относился, – заметил Лагутин. – Если даже предположить, что миллионы лет назад Землю посетили разумные существа, то сомнительно, что мы сейчас могли бы обнаружить какие-либо следы их пребывания. К тому же я не сторонник антропоцентризма. И больше чем уверен, что если на других планетах и есть жизнь, то, вероятнее всего, пути эволюции разума там иные, чем у нас. homo sapiens хорош на Земле. И заметьте, хорош только с точки зрения самого homo sapiens. Природа поскупилась, объективно говоря, создавая человека. И ему приходится прилагать много усилий для того, чтобы покорять эту самую природу. Теперь зададим вопрос: почему только человеку свойственно стремление к труду? Почему, скажем, обезьяны, существующие параллельно с человеком, никогда не испытывали этой потребности? За миллионы лет они не подвинулись к человеку ни на шаг. А ведь обезьяны тоже эволюционируют, и, вероятно, современная обезьяна мало похожа на свою «прапра». Больше того, находки последних лет отодвигают границы существования «человека разумного» все дальше в глубь веков. Кроманьонцы, оказывается, жили рядом с неандертальцами. И даже раньше последних.
– Что же вы хотите сказать? – спросил руководитель проекта.
– Я уже сказал, – улыбнулся Лагутин. – Мне кажется, что мы крайне примитивно представляем себе эволюцию. Или, точнее, мы знаем только несколько частных законов эволюции жизни на Земле. Мы охватываем взглядом относительно малый отрезок времени. Земля же существует миллиарды лет. Что происходило на ней за эти миллиарды лет? Какие катаклизмы? На этот вопрос мы ответа не имеем. Но, случается, возводим частные закономерности в общее правило. Другими словами: лезем с постулатами эвклидовой геометрии во вселенную. И удивляемся, почему у нас не сходятся концы с концами. Или наступаем на собственные следы, глубокомысленно объявляя их следами чужого разума.
– Простите, я не очень отчетливо понимаю вашу мысль.
– Ну, хотя бы эта пресловутая трость, или, точнее, жезл. Он, безусловно, имеет земное происхождение. У этого предмета или прибора есть свойство включаться в определенные моменты. В частности, когда вблизи от него умирает человек. Значит, можно сделать заключение, что мозг человека и механизм прибора взаимодействуют. Значит, есть тут некая, непонятная пока зависимость. Могла ли она быть, если бы этот жезл достался нам от космических пришельцев? Вряд ли. Во-первых, дико думать, что пришельцы могли оставить такую вещь или потерять ее. Во-вторых, чрезвычайно мала вероятность, чтобы этот прибор мог настраиваться на человеческий мозг. Логичнее предположить, что этот жезл – продукт земного разума.
– Не понимаю, куда вы клоните?
– Видите ли, мне кажется, что эволюцию нельзя рассматривать как простое восхождение. Нельзя изобразить процесс развития жизни на Земле в виде этакого кустика, в корнях которого запутались простейшие, а на ветвях, как ягоды, развешаны в строгом порядке пресмыкающиеся, рыбы, птицы и, наконец, млекопитающие. Мы еще очень мало знаем о так называемых низших и высших формах. И еще. Не слишком ли много у «дерева» эволюции «боковых» ветвей?
– Выходит, вы отрицаете Дарвина.
– Нет. Это, если хотите, отрицание принятых на вооружение взглядов
– Значит, все с ног на голову?
– Почему? Я не отрицаю ту частную закономерность развития, о которой упоминал в начале разговора. Миллионы лет эволюция человека, вероятно, и происходила так, как об этом свидетельствуют данные палеонтологии. Меня только занимает вопрос: откуда у питекантропа, стоящего согласно узаконенной теории чуть не на одной ступеньке с обезьяной, откуда у него вдруг взялось столь ярко выраженное стремление к созидательному труду? И почему у обезьяны такого стремления не наблюдается до сих пор? Объяснения, которыми пользуются на этот счет составители школьных учебников, меня лично не удовлетворяют. Ибо основные аргументы всех гипотез зиждутся на случайностях. Случайно так сложились условия, случайно предок человека стал пользоваться орудиями труда, случайно открыл огонь… За пчелой и муравьем подобных случайностей не наблюдается. Ими руководит инстинкт, наследственная память. А что это такое, наследственная память? Существо ее нам непонятно, хотя до механизма мы почти добрались. Теория эволюции ответа нам не припасла. Почему? Скорее всего потому, что она неполна. Нужны новые факты.
– Где же их искать?
– Да в самой наследственной памяти. Когда я задумывал памятрон, то именно эту задачу и ставил. Но получилось, как вы убедились, нечто не поддающееся разумению. Совершенно неожиданное.
– Подождите. А что вы ожидали от памятрона?
– Мы искали режим, при котором прибор перестал бы расплавлять клетки крыс. Затем, возможно, мы попытались бы осторожно подобраться к наследственной памяти животных. Случай с Машей опрокинул все. Приходится предполагать, что создаваемое прибором поле взаимодействует с человеческим мозгом. Продукт этого взаимодействие – фантомы, которые видела Маша.
– Но вы ведь повторяли опыт.
– Да. И ничего. Выходит, что поле действует избирательно. На разных людей по-разному. Может, это простое совпадение, но…
– Что?
– Да как вам сказать. Это смешно, но я заметил, что два раза поле действовало на рыжих.
– На рыжих? – хмыкнул руководитель проекта.
– Точнее, на людей, у которых хотя бы в роду были рыжие. Потому что Бухвостова рыжим не назовешь.
– Ну что ж. Теперь поработаем вместе. Кривоколенов откомандировывает к вам целую группу. Физики и лирики, так сказать.
– Он в рыжую цыганку не верит, – усмехнулся Лагутин.
– А вы?
– Хотел бы, – сказал Лагутин. – Но ведь это еще надо доказать.
И оба засмеялись.
6. Загадки остаются
Диомидов смотрел на Мухортова. Старый аптекарь сидел перед ним и витиевато рассказывал о Беклемишеве. Полковник смотрел на него, а думал о другом. Наконец он сказал:
– Печально. – И потер подбородок. Торопясь на самолет, он забыл бритву и теперь досадовал, что придется идти в парикмахерскую. Он не любил бриться в парикмахерских и терпеть не мог запаха одеколона. – Печально, – повторил он. – Мне казалось, что вы знаете больше.