Серебряные ночи
Шрифт:
Только через полчаса Софи ослабила поводья, переведя Хана на рысь, а потом и на шаг. Стук копыт лошади Адама послышался за спиной. Она обернулась и спросила, когда они поравнялись:
– Как ты думаешь, я на Хане смогу добраться отсюда до Австрии?
Адам уставился на нее, пытаясь понять, шутит она или говорит серьезно.
– Нет, конечно, не сможешь. Если только не хочешь быть изнасилована и убита какими-нибудь разбойниками по дороге. Не говори глупости, Софи. – Решительность его тона была несколько наигранной, но он не желал выказать
Софи не стала говорить, что это, по крайней мере, положило бы конец ее мучениям. Она не могла себе представить, как сможет вернуться в свою домашнюю тюрьму после этого глотка свободы. Однако, не дожидаясь напоминания, она развернула коня в ту сторону, откуда они приехали. О любви они больше не говорили. Обоим стало ясно как день: неумолимая судьба никогда не сведет их вместе.
Они остановились под березами.
– Хотел бы прикоснуться к тебе, – прошептал Адам, – но боюсь.
Она открыто взглянула ему в лицо.
– Нет, я этого не вынесу.
– Вперед! – скомандовал он неожиданно резко. – Скоро взойдет солнце.
Она заколебалась.
– Адам…
– Вперед!
Не проронив ни звука, она пришпорила коня и помчалась галопом к воротам города, оставив графа под деревьями.
Звезды на небе уже еле виднелись, когда подковы Хана зацокали по мощеному двору перед конюшней Дмитриева. И в центре этого двора с хлыстом в руке, выпрямив спину и развернув плечи, со сверкающими, как начищенные пуговицы мундира, глазами стоял князь Павел Дмитриев.
Глава 7
Софи почувствовала, как силы разом оставили ее, и ощутила животный страх. В следующую секунду она заметила Бориса Михайлова, которого держали за руки двое княжеских слуг. Кровавая полоса пересекала его щеку. Ей уже неоднократно приходилось видеть подобные отметины на лицах людей в этом доме Князь Дмитриев пускал в дело свой хлыст без разбору. Страх за себя мгновенно улетучился, словно его и не было. Она должна защитить Бориса и сделать так, чтобы ни малейшая тень подозрения не упала на Адама.
Почувствовав, что ее вид верхом на могучем жеребце только усиливает и без того выплескивающуюся через край ярость супруга, она спрыгнула с коня и направилась к князю пешком, успев обменяться взглядами с Борисом.
– Кто помогал вам в этом вопиющем, безобразном поступке? – Отрывистый, резкий, внешне бесстрастный голос таил в себе такую свирепость, от которой бросало в дрожь даже самых храбрых гвардейцев.
Софи отчетливо поняла, что должна принять весь его гнев на себя. Следует выказать дерзкое бесстрашие; разумеется, это сведет на нет все ее усилия предыдущих месяцев, в течение которых она пыталась убедить мужа, что ему удалось окончательно и навсегда вытравить из нее дух сопротивления.
– А почему это вы решили, Павел, что я нуждаюсь в чьей-либо помощи? – вздернула она бровь. – С того момента как я научилась ездить верхом, я сама седлала себе коней. – Она почти равнодушно глянула в сторону Бориса. – У вас нет оснований возлагать вину на Бориса Михайлова. Даже если бы мне потребовалась его помощь, я все равно не смогла бы найти его среди ночи, не перебудив всех остальных. – Она беззаботно пожала плечами и быстро продолжила: – Вы не пришли ко мне вечером, и я поняла, что домой вы не вернетесь. И мне пришла в голову мысль прокатиться верхом и вернуться с рассветом домой, чтобы никто не узнал о моем отсутствии.
Он вперился в нее своими светлыми глазами так, словно хотел пронзить насквозь. Она выдержала этот взгляд, защищенная от страха сознанием, что только ее стойкость может защитить ее сообщников. Князь коротко кивнул слугам, и те отступили от своего пленника. Оглядев с отвращением костюм жены и не пропустив, кажется, ни малейшей пылинки, не говоря уж о скрученных узлом волосах, Дмитриев произнес:
– Почему этот костюм не сожгли со всей остальной вашей одеждой?
Судя по всему, Бориса ей уже удалось отстоять.
– Мария его не нашла, – с легкостью пояснила Софья, не испытывая в этот момент никакой жалости к подлой бабе и предпочитая принести в жертву гневу мужа скорее ее, нежели Бориса.
– Придется научить ее быть более внимательной, – заметил князь все тем же ледяным, бесстрастным тоном. – И на этот раз, моя дорогая супруга, вы тоже получите урок, который, как мне казалось, вы должны были хорошо усвоить. – Подобие улыбки тронуло его губы. – Не угодно ли пройти в дом? – С нарочитой галантностью он поклонился, жестом приглашая проследовать вперед, и, властно, как законный муж, взял ее под руку.
Софи едва сдержалась, чтобы не отпрыгнуть в сторону, и с трудом сохраняла самообладание. Пальцы его крепко обхватили запястье; она подумала, что от такого захвата останутся синяки. Но в дом они вошли с видом супружеской пары, у которой все в порядке.
– Прежде всего покажите мне, как вам удалось покинуть дом, – спокойно проговорил он, входя в гостиную.
При других условиях в доме уже вовсю кипела бы работа, но Софья не могла не заметить, что все слуги прячутся по углам, боясь попадаться на глаза. Испугались, что их могут обвинить в побеге княгини? Она достаточно долго прожила в этом доме, чтобы понять, чего они боятся. Дворецкий, открывший дверь, теперь стоял по стойке «смирно» с непроницаемым выражением лица.
– Я выбралась через окно в столовой, – таким же спокойным голосом сообщила она.
От всей внушительной фигуры супруга исходила ярость: побег подтвердил, что его уверенность в полном приручении молодой жены была преждевременной. Все ее дикарские привычки остались при ней.
По-прежнему больно сжимая ей руку, он зашагал в столовую. Окно, плотно прикрытое, до сих пор не было заперто на задвижку.
– Похоже, кое-кому придется напомнить о его обязанностях, – прорычал князь голосом, который не сулил ничего хорошего сторожу.