Серебряный ангел
Шрифт:
— Она утверждает, что является принцессой какого-то племени, живущего далеко к югу в джунглях, но название его не говорит. В отличие от двух других она не девственница. Имейте в виду, эта красотка до сих пор пытается сопротивляться, Хамид Шариф вынужден был держать ее скованной.
Джамиль медленно обвел взглядом фигуру чернокожей красавицы, которую нашел великолепной, хотя и никак не проявил своих чувств. Это была высокая, почти шести футов роста, девушка с крупными высокими грудями и тонкой пружинистой талией. Особенно хороши были ее ноги: стройные и изящные и вместе с тем явно пригодные для бесконечного бега по бушу. А светло-карие глаза казались светящимися от пылающей в них ненависти.
— Надеюсь, ты сможешь приручить ее?
— Непременно, — заверил Хаджи-ага. Джамиль
— Это, как я понимаю, и есть англичанка? — указал он на среброволосую блондинку.
— Да. Она послушна, возможно, потому, что очень умна. Есть основания полагать, что она принадлежит к знатному роду. Она уже успела выучить язык достаточно хорошо, чтобы понимать, о чем мы говорим.
Черная бровь дея удивленно приподнялась.
— Так быстро? А где ее захватили?
— На побережье Англии, мой господин. Несколько месяцев назад один из кораблей Хамида Шарифа был нанят, чтобы доставить туда какого-то пассажира. Вообще-то корсары не собирались на кого-либо нападать в тех водах, но девушка сама неожиданно попала прямо к ним в руки во время единственной короткой стоянки, которая была необходима, чтобы высадить этого пассажира.
Джамиль быстро оглянулся на главного евнуха и вдруг расхохотался.
— О Аллах, вот уж поистине ирония судьбы! Хаджи-аге не подобало задавать господину вопросы, проясняющие, что во всем этом смешного или в чем заключается ирония судьбы, а потому он, ничем не проявив удивления, продолжил:
— Хамид Шариф уже многих известил о ее продаже.
— Значит, она обошлась нам недешево?
— Весьма недешево, мой господин.
Джамиль вздохнул. В росте англичанка лишь немногим уступала африканской принцессе и, видимо, была выше большинства женщин его гарема, но высокой, как ни странно, не казалась. Дею она показалась слишком худой, будто голодала несколько дней кряду. Груди не выпирали из-под жилетки, живот казался впалым, а бедра не столь округлыми. Цвет волос? Наверное, это неплохо. Но сам он блондинок не очень любил, возможно, потому, что они напоминали ему о матери. Впрочем, волосы девушки были даже не светлыми, а прямо белыми. Но почему ее выделили среди многих прочих, он понял. Ему еще никогда не приходилось видеть столь утонченных черт женского лица. Даже синева под глазами не могла повредить его красоте. Несмотря на это, Джамилю было ясно, что перед ним не та женщина, которой он мог бы увлечься. Впрочем, купили ее не для него. Останется ли она во дворце или будет отправлена назад работорговцу для продажи с назначенного уже аукциона, зависит от Касима.
— Ну а последняя? С ее помощью Хамид Шариф уже изрядно опустошил мой кошелек? — спросил дей.
Улыбнуться Хаджи-ага не решился, хотя и прекрасно знал, что цена для его господина на самом деле не имеет никакого значения.
— Вовсе нет. Ее привез на этой неделе один из ваших капитанов, поэтому она для нас вообще ничего не стоила. Она португалка, обычная крестьянка и, по-моему, восприняла пленение даже как надежду на изменение своей жизни к лучшему.
Джамиль кивнул, по-прежнему оставаясь внешне безразличным к происходящему. Португалка была не столь красива, но от нее исходили те самые женские обаятельность и чувственность, мимо которых не может пройти ни один мужчина. Их безошибочно и уловил опытный начальник евнухов. Кроме того, у девушки были волосы цвета спелого каштана, который, как знал Хаджи-ага, так нравился дею. А о том, что новые женщины предназначены для другого, главному евнуху знать было ни к чему.
В принципе Джамиль был доволен. Сразу три достойные внимания женщины — это больше, чем он надеялся получить за столь короткое время. Будет ли доволен его брат, выяснится позже. Если Касиму они не понадобятся, то не попадут и в гарем дея. Рассудив так, Джамиль вновь обратил свое внимание на африканку.
Шантель решилась украдкой взглянуть на своего хозяина лишь тогда, когда убедилась, что сам он на нее больше не смотрит. Было бы слишком унизительно еще раз встретиться с ним взглядом. Он говорил о ней так, будто ее и не было рядом! Будто она не понимала их языка, хотя Хаджи-ага объяснил ему, что это не так. Все это еще больше озлобило ее против этого мужчины,
Боже, сделай, чтобы было именно так. Пусть он вернет ее назад Хамиду Шарифу. Ей не вынести мысли о том, что она является собственностью человека, столь похожего на ее соотечественника. А ведь он еще и красив. Ей хотелось бы отрицать это, но она не могла. Шантель понимала, что лицу и фигуре этого человека может позавидовать любой мужчина. Невероятно, неужели она сможет сдаться, смириться со своим положением невольницы из-за его неожиданной привлекательности, которая не должна иметь для нее никакого значения? Нет! Она непременно должна сделать что-то такое, что заставит возвратить ее Хамиду Шарифу, еще до того, как очутится в гареме. Иначе будет поздно. Но что она может сделать?
Она смотрела на него уже невидящим взглядом, молясь о том, чтобы решение пришло как можно быстрее. И вдруг поняла, что осмотр еще не окончен. Хозяин стоял перед чернокожей принцессой, внимательно и бесстрастно изучая ее лицо. Африканка отвечала ему разъяренным взглядом, не стараясь скрыть ненависти. Внезапно он поднял руку и расстегнул единственную застежку на жилетке, прикрывающей грудь девушки. Краска залила щеки Шантель. Принцесса, однако, не пошевелилась. Она стояла неподвижно, не пытаясь даже придержать руками распахнувшиеся края, и господин спокойно разглядывал ее большие груди.
Шантель с трудом сдержала стон. Выходило, что она ошиблась еще больше. Ее успокоила процедура продажи, и она думала, что ей по крайней мере уже не придется публично обнажаться. То, что происходило, говорило об обратном. Девушку раздели в переполненной комнате. Да еще именно ту, которая, судя по ее прежнему поведению, намеревалась до последнего защищать свою честь. Но сейчас африканка не двигалась и, казалось, не проявляла никаких признаков обиды или стеснения.
Наконец хозяин поднял голову и взглянул в глаза чернокожей красавицы, желая окончательно убедиться в том, что правильно понял ее реакцию на свои действия. И вот тут истинная реакция и проявилась: принцесса смачно плюнула прямо в лицо Джамиля.
Шантель от изумления вскрикнула, но этого никто не услышал. Присутствующие застыли в шоке от невиданного здесь доселе поступка. Африканку мгновенно схватили, но сделал это не ее охранник, а телохранители дея. Два огромных нубийца вновь пригнули девушку к земле, а уж затем сопровождавший ее евнух достал из-за пояса короткий хлыст и начал стегать ее по обнаженной спине.
Шантель происходившее привело в ужас. Ее новый хозяин, правда, не приказывал бить свою обидчицу, но и не останавливал истязания. Он замер, не двигаясь и не проявляя ни гнева, ни иных чувств. Один из слуг бросился к нему с полотенцем, чтобы вытереть плевок, но он и на это не обратил внимания. Наконец Джамиль медленно утерся рукавом своей туники, не отрывая взгляда от несчастной девушки, корчившейся на полу под ударами хлыста. И только тогда, когда боль пересилила гордость африканки и она пронзительно закричала, он взмахнул рукой, остановив евнуха.
— Жаль, — произнес господин, но сожаления в его тоне Шантель не расслышала. — Отдайте ее дворцовым стражникам. Если выживет после ночи в казарме, Хамид Шариф может завтра забирать ее обратно. — Отдав это страшное распоряжение, он повернулся к англичанке.
Девушка похолодела, кровь отлила от ее лица, и оно сделалось смертельно бледным. Похоже, что хозяин, приговорив ее спутницу к поруганию, сразу забыл о ней и искал новую жертву. Африканку уже выволокли из комнаты, а в глазах Шантель все еще стояли кровавые рубцы, избороздившие кожу коричневой спины. На этот раз ей пришлось встретиться взглядом с господином. Это был страшный для нее момент. Она сейчас не чувствовала ничего, кроме презрения к нему. Жестокость, свидетельницей которой ей пришлось стать, полностью свела на нет обаяние его внешности. Перед ней был холодный, бесчувственный человек, несомненно, способный на самую бесчеловечную выходку.