Серебряный единорог
Шрифт:
– Сколько? – небрежно спросил Пиханов, со звоном тряхнув сумку.
– Триста восемьдесят, хозяин, – просипел таджик простуженным голосом.
Пиханов выгреб бумажные деньги, быстро пересчитал и засунул помятые купюры в задний карман брюк. Сумку с монетами передал Пахлавону:
– Возьмешь свой четвертак, Таньке дашь на бутылку, – и, понизив голос, прошептал. – Мелочь разменяй на крупные, сотню отдашь быкам. Скажешь, что меня сегодня не будет – унитаз достаю на базе.
Анатолийский брезгливо сощурился, заправляя свежую рубашку под потертые джинсы.
Зам
– Ну что, братан, двинем? Начнем с вокзального кабака, другие утром не работают.
– Я не знал, что у меня есть брат, – сказал приезжий, одевая исландский шерстяной свитер с китом на груди. – Хочу уточнить: двоюродный или троюродный?
– Да вы не обижайтесь, – мгновенно принял дистанцию Пиханов.
– Я не обижаюсь, на обидчивых воду возят.
– Не бойтесь, я банкую.
Анатолийский отодвинулся от настырного зазывалы и твердо произнес:
– Спасибо за приглашение, но я не отношусь к аристократам, чтобы пить по утрам шампанское.
– На хрена нам шампанское, мы водочки накатим.
– А водкой по утрам похмеляются алкоголики, к каковым я тоже не отношусь, – отрезал Меркурий, защелкнув дипломат.
– А может просто позавтракаем, без водки? – с надеждой спросил Олег. – Я угощаю.
– Вижу, амиго*, что вы хотите посидеть душевно, но давайте как-нибудь в другой раз.
Увидев тронувшийся с остановки голубой троллейбус, Анатолийский побежал наперерез, размахивая дипломатом. Водитель-женщина притормозила, и Меркурий запрыгнул в открывшуюся дверь, мельком увидев пустую остановку. Видимо, это был не первый троллейбус, и толпа на остановке рассосалась. С десяток пассажиров сидели нахохлившись, словно куры на морозе.
Меркурий сел на свободное место и натянул шерстяную шапочку на уши. Растопив пальцем ледяную пленку на окне, он задумчиво смотрел на улицу. Машин было мало, редкие прохожие торопливо шли по тротуарам. Деревянное двухэтажное здание главпочтамта печально смотрело на пустую площадь темными окнами. Троллейбус свернул налево на улицу Ленина, рассыпав веер искр на развилке проводов. Мимо проплыл магазин «Старт» и Анатолийский прошел к створчатой двери. Он вышел на остановке «Сувениры», перешел улицу и нырнул в унылый двор пятиэтажки. Возле третьего подъезда Меркурия поджидал молодой мужчина в трико и накинутой на плечи дубленке. Анатолийский приобнял его вместо приветствия и произнес:
– А я думал, что ты забудешь про меня. Звонил-то я неделю назад.
– Как можно забыть вас, Меркурий Сократович. Я специально ночевал здесь.
– Ну и холодина у вас, Леша. В Москве – плюс пять, в Брюсселе в сентябре вообще теплынь стояла, как у нас лето.
Алексей услужливо открыл дверь подъезда и сказал:
– Осторожнее, Меркурий Сократович, лампочки не горят, а на площадках ящики стоят.
– Когда мы последний раз пересекались? – спросил Меркурий, нащупывая ногой первую ступеньку.
– В восемьдесят четвертом, на сборах в Узбекистане.
Меркурий и Алексей поднялись вслепую на третий этаж. Алексей, гремя связкой ключей, открыл два замка на железной двери, за которой оказалась деревянная дверь с еще одним замком.
– Хорошо укрепился, – произнес гость, снимая куртку.
– Время такое, квартиры чистят каждый день. На прошлой неделе соседей обворовали…
Анатолийский повесил куртку на вешалку.
– Одежда-то у вас не по сезону, – подметил собственник жилплощади. – Мерзнуть будите.
– Не переживай, мне должны прислать деньги из Москвы. Тогда куплю тулуп, подштанники и валенки.
Алексей улыбнулся, представив Анатолийского в кальсонах и тулупе.
– Проходите в зал, а я в кухне приберусь.
Половина большой комнаты была завалена картонными коробками, досками, листами ДСП, ящиками с краской и керамической плиткой. Старая мебель была сдвинута в центр зала, повсюду валялись деревянные обрезки и куски штукатурки. Вся эта рухлядь была покрыта тонким слоем пыли.
Владельцем свободной квартиры был тренер детской спортшколы Алексей Тонкошеин, с которым Анатолийский иногда жил на сборах и встречался на зональных соревнованиях. Насколько помнил Меркурий, Тонкошеин был довольно ленив, и поэтому не удивился бардаку в квартире.
Анатолийский бочком пробрался по залу, заглянул в переполненную нишу и громко сказал:
– Отель «Хилтон», номер «люкс».
– Ремонт вот два года назад затеял, да руки все не доходят, – крикнул из кухни Тонкошеин.
Меркурий протиснулся между ободранной стеной с клочками обоев и покосившимся шкафом, испачкав свитер. Спальню ремонт не коснулся. Деревянная кровать с низкими спинками, шкаф для одежды, телевизор «Горизонт» на тумбочке, журнальный столик, два кресла, пустая книжная полка на стене имели вполне пристойный вид. Даже пыль была вытерта. Анатолийский отметил, что на столике стояли два фужера – один из них со следами красной помады, а в кресле валялась перламутровая заколка.
Гость прошел в кухню и ехидно спросил:
– Используешь будуар для конфиденциальных встреч, Леша?
Тонкошеин покраснел:
– Ночую, когда с женой поругаюсь.
Меркурий уселся на колченогую табуретку и вспомнил:
– В июне кантовались в Сен-Жераре. Так там хозяин гостиницы тоже ремонт делал.
– Это во Франции?
– В Бельгии. Крошечный городок в тридцати километрах от границы с Францией. Жили в усадьбе. Дом на двенадцать комнат и конюшня.
– Конюшня? В Европе что, на лошадях ездят?
– Владелец усадьбы взял льготный кредит на ремонт дома и разведение лошадей. Три миллиона бельгийских франков на двадцать пять лет под два процента годовых.
– А лошади зачем?
– Возить строительные материалы на экологически чистом транспорте – Западная Европа сейчас свихнулась на природоохране. Заодно бюргер пол дома перестраивал в гостиницу. Делал все трепетно и на века: в конюшне за день одну-две плитки выкладывал. Нивелиром, гад, выкладывал. Чтобы, не дай бог, лошадь не запнулась.