Серебряный Камень (Хранители скрытых путей - 2)
Шрифт:
И вот однажды приходит он из тира и запирается в ванной, пушку почистить - в ванной, чтобы коты не приставали, а если случайно прольется машинное масло, то его и подтереть нетрудно. Ну и замечает, что под дверью вроде тень промелькнула.
Кот? Да нет, не кота это тень, к тому же кот ходит неслышно, а тут шаги.
И повел себя Адамс, как любой в такой ситуации, самым естественным образом: быстро собрал револьвер - поживи с ним пару лет - научишься собирать с завязанными глазами, хотя с пружиной надо быть поосторожней, не то улетит, - и взвел курок. Спору нет, держать револьвер со взведенным
Выходит он, значит, из ванной, и тут сталкивается с каким-то типом, который как раз из его спальни вышел - под мышкой телевизор, под другой пишущая машинка, а через плечо костюмы Адамса висят.
Не удивлюсь, если и пару смачных фраз добавил.
Вряд ли он хотел его прикончить. Если бы хотел, тот успел бы наброситься. А воришка именно набросился. Адамс и среагировал машинально все семь пуль в него всадил, в упор.
Не забывай, дело было в шестидесятые, когда по поводу гражданских прав чернокожих просто с ума сходили. Нам-то в Хардвуде что, а по всей стране политики прямо кожи вон лезли. Короче, местный прокурор решил раскрутить Адамса на полную катушку. Глупее глупого - но такое уж время.
И вот стоит Адамс перед присяжными и рассказывает, как дело было.
Я, конечно, не знаю, чем раньше занимался прокурор; Адамс утверждал, будто знает, однако не верится мне, что и вправду может существовать такая организация - Эн-А-Эс-Пэ-Цэ-Эн*. [Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения.] Так или иначе, белый просвещенный обвинитель видит перед собой труп негра-подростка и живого южанина, выпустившего этому черному семь пуль в пузо, и ему, видите ли, до лампочки, что этот негритенок воровать начал раньше, чем говорить. Вроде бы тот прокурор куда-то избирался и хотел привлечь на свою сторону цветную общину, но божиться не буду, точно не знаю.
Значит, выставил обвинитель Адамса перед большим жюри и спрашивает у него: зачем, мол, вы семь раз стреляли, и одной пули хватило бы. А Адамс вежливо и честно отвечает:
– Сэр, меня так учили.
– Ага, - говорит тот тип, - вон оно что. Где же вас так учили?
– В армии США.
– В армии, говорите?
– удивляется обвинитель.
– Так точно, сэр.
Тогда этот обвинитель и спрашивает его - не забывай, шла война во Вьетнаме:
– А вы не из тех ли убийц, которых нанял Эл-Би-Джей*? [Линдон Бейнс Джонсон, с 1963 по 1968 г.
– президент США.]
Мне кажется, он почуял, что дело с тухлецой, вот и пошел присяжным на эмоции давить. Я имею в виду, где это видано, чтобы большое жюри штата Виргиния осудило ветерана, застрелившего подонка, который вломился к нему в дом с целью грабежа?
Адамс чуть ли не в струнку вытянулся.
– Нет, сэр, - ответил он ему.
– Я из тех убийц, которых нанял Гарри Трумэн.
Арни поднял взгляд на Йена.
– Улавливаешь суть?
– Честно говоря, не уверен, - смущенно ответил юноша. И решил отшутиться: - Стреляй в вора семь раз?
По выражению лица Арни Йен понял, что экзамен провалил. Старик повернулся и стал уходить.
– Арни!.. Постой. Извини.
Арни вымученно улыбнулся.
– Ладно, чего уж там. Слишком много болтаю. Старики ведь ни на что иное не годятся.
Он сокрушенно махнул рукой и неторопливо зашагал прочь, вновь согнутый годами.
Юноша недолго пробыл в одиночестве - подошла Марта под руку с Бирсом. Хотя Йен хотел загладить свою вину перед братом девушки, тот по-прежнему его сторонился.
Марта сменила дорожное одеяние на нечто куда менее практичное. Теперь ее наряд представлял собой некое подобие платья - цельный кусок белого полупрозрачного шелка живописно обнажал одно плечо и несколько раз был обернут вокруг изящной фигуры девушки. Шелк прикрывал грудь в несколько слоев, зато нежный, упругий живот удостоился лишь одного. Удерживалось все это при помощи единственной броши на бедре. И, должно быть, совершенно случайно, брошь оказалась лишь в нескольких сантиметрах от пальцев Йена, словно искушая расстегнуть ее.
– Мой брат Бирс, - произнесла Марта мягко и вкрадчиво - она всегда использовала этот тон, если требовалось предупредить юношу о неискренности кого-либо из присутствовавших, - желает попросить тебя об услуге.
– Так пусть просит, - ответил Йен.
Бирс кивнул, не снимая руки с эфеса меча. Как и раскрытая ладонь, изначально этот жест демонстрировал отсутствие дурных намерений - если твоя рука на эфесе, оружие быстро не выхватишь. Однако Йен прекрасно понимал, что этой рукой можно лишь придержать ножны, чтобы другой рукой удобнее было выхватывать меч.
Впрочем, он не встревожился - в поведении молодого человека не чувствовалось открытой враждебности.
Бирс Эриксон вытянулся.
– Моя... Маркграфиня полагает, что я могу стать одним из ваших соратников во время Испытания Болью.
Йен нахмурился. Испытание Болью показывало, достоин ли воин отсечения левой руки ради посвящения в Тюрсоны.
Хорошо бы сейчас вмешался бесцеремонный Ивар дель Хивал!.. Так нет же, когда надо, его днем с огнем не сыскать.
Ладно, лучше быть самим собой и брать быка за рога.
– А если я скажу вам, что не имею намерения подвергать себя Испытанию Болью?
– спросил Йен.
– Если вы так скажете, - ноздри парня затрепетали, - то мне останется лишь усомниться в вашей храбрости. Или же по своему низкому положению вы вообще не достойны железной руки Сына Тюра.
– Ах вот как, - улыбнулся Йен.
– Знаете ли вы, Бирс Эриксон, при каких обстоятельствах Тюр лишился руки?
– Каждому ребенку известна эта легенда, - свысока ответил Бирс.
– Боги, втайне мечтавшие, чтобы Фенрир сидел на привязи до скончания века, решили обмануть его: заявив, что это просто игра, они хитростью посадили Волка на цепь. Однако он перегрызал любую цепь. А потом... они создали нечто такое, что даже ему оказалось не под силу, и попросили его проверить. Фенрир-Волк, сын Хитрейшего, заподозрил недоброе и потребовал для себя заложника. Великий Тюр сунул руку в пасть Фенриру, и тогда зверь понял, что ему не убежать, он перегрыз руку Тюру. С того дня Тюр с гордостью носил обрубок руки, знак доблести и несгибаемой воли.