Серебряный леопард
Шрифт:
– Было бы крайне невежливо не поступить именно так. Пожалуйста, говорите.
– Не отправитесь ли вы с нами в поход? – умоляющим голосом произнес он. – Нет, не смотрите на меня так удивленно. Говорят, что многие знатные дамы дали обет стать пилигримами не только для того, чтобы спасти свои души, но и ради своих мужей.
Розамунда широко раскрыла глаза, отступив на шаг.
– Мужа? Вы так сказали? А слышал ли ваш отец и повелитель о подобном вашем предложении?
Взгляд будущего графа Сан-Северино грустно скользнул по раскинувшимся внизу садам и полям, оживленным цветением весны.
– Нет, дорогая леди. Ему я еще ничего не поведал о глубине моей любви к вам.
– И лучше не делать этого, сэр Хью, хотя я и хорошо отношусь к вам. О помолвке сейчас не стоит говорить.
Казалось, что ее красивое лицо излучает слабый свет.
– Но все же, – голос Хью стал более глубоким, на скулах проступили желваки, – она должна скоро состояться, и состоится. С самого вашего приезда в Сан-Северино ваши красота и грация мучают меня даже во сне.
Розамунда внимательно взглянула на него:
– Что вы хотите этим сказать? Да, я считаю вас храбрым и достойным рыцарем, и я верю вам. Но вы не должны проявлять открытого неповиновения вашему отцу, который был так щедр к моему брату и ко мне.
– Мой сир беспредельно тщеславен и алчен, – проворчал Хью, глядя в сторону. – Даже теперь он вынашивает тайные планы, как превратить свое владение в княжество. Это было бы легко устроить, если бы ваш брат зарубил Дикого Вепря. – Он подошел ближе к Розамунде и, сжав кулаки, прошептал: – Подарите мне свое сердце, прекрасная Розамунда, и я найду достойный выход из положения.
– Нет, вы должны запастись терпением, милорд, – мягко возразила девушка. – Помните, что еще многое предстоит сделать, прежде чем вы отправитесь в поход во имя Бога, и я прошу вас не слишком отдаваться своему влечению ко мне.
– Влечению, – вспылил Хью. – Я обожаю вас… люблю так, что это невозможно выразить. Как только война против неверных будет выиграна, вы вернетесь, чтобы стать графиней Сан-Северино, и это произойдет через несколько месяцев. Эти турки, что бы ни говорил одноглазый Тустэн, ни в коем случае не выдержат натиска франкской кавалерии!
– Через несколько месяцев? – Очаровательные губки Розамунды раскрылись. – Скажите же, милорд, как долог путь до Иерусалима?
Он нетерпеливо пожал плечами:
– Несколько недель, самое большее – два или три месяца. И конечно же мы сразу возьмем штурмом Священный город.
– Почему вы так уверены?
– Разве брат Ордерикус не обещал, что небесные легионы будут сражаться на нашей стороне?
– Да, но все же не мудрее ли подготовить себя к длительной и трудной кампании? – Розамунда спокойно запахнула накидку. – А теперь, милорд, не перейти ли нам в обеденный зал?
Она пошла по зубчатой стене, над которой уже парили на своих бесшумных шелковистых крыльях многочисленные летучие мыши, но Хью де Берне сжал ее запястье. На его лице появилось выражение гневного подозрения, столь характерное для норманнов.
– Вы отталкиваете меня ради другого?
– Отпустите мою руку, – холодно сказала Розамунда. – Вы роняете свое достоинство.
Хью тряхнул головой и все еще не отпускал руку девушки.
– Ха! Вот в чем дело! Я часто видел вас вместе с моим братом Робером. Вы даже пели, чтобы Доставить удовольствие этому неумытому молокососу!
Неожиданным и на удивление сильным движением Розамунда высвободила запястье.
– Если бы это было так, я бы вам ничего не сказала. Идемте, милорд, вечер становится прохладным. – Приподняв юбки, она быстро двинулась вперед, не останавливаясь, чтобы выслушать извинения сэра Хью.
А чуть дальше у парапета, в месте, незаметном для часовых, леди Аликс в свете заходящего солнца, которое окрасило ее белокурые локоны в нежно-розовый цвет, задержав шаг, указала на север со словами:
– В том направлении лежат владения вашего врага. – Она негромко рассмеялась. – Милосердная Дева Мария! Разве я забуду когда-нибудь выражение лица Дикого Вепря, когда вы схватили его за нос? О, Эдмунд, если бы вы могли с такой же легкостью завоевать его земли!
Англо-норманн беспомощно развел руками:
– Но как, миледи? Какие у меня сподвижники? Единственный эсквайр, и я даже его одного не могу накормить и вооружить.
Аликс придвинулась к Эдмунду ближе и похлопала его по руке. Боже! Какие мышцы она ощутила. Эта рука была толще бедра тех жалких крепостных, которые встречались ей, когда она проезжала по владениям своего отца.
– Не опасайтесь. Скоро вы сможете завоевать владения – если не в трудном бою, то с помощью хитрости. Именно так здесь приобретались состояния с тех пор, как первые норманны появились в этих местах в качестве паломников. Сначала их нанимали для защиты различных владений, а затем они оседали тут и вскоре сами становились властителями. – Полные губы Аликс дрогнули. – О, Эдмунд! Когда вы вступите на ристалище, я переживу тысячу смертей. Я буду молиться за вашу победу так, как никогда раньше не молилась.
– А вы действительно страшитесь за меня? Почему? – Эдмунд внимательно всмотрелся в женское лицо, освещенное вечерней зарей.
Пальцы Аликс сжали его предплечье.
– Если бы только у вас были ваш собственный меч, булава и щит! Я была бы спокойнее. Я знаю, что ваша сила и уменье далеко превосходят все то, чем обладает обыкновенный человек…
– Почему вы так говорите? – с волнением спросил Эдмунд.
– Я не была бы дочерью графа Тюржи, если бы не могла определить, хорошо ли выковано оружие и хорошо ли объезжен конь. – Голос Аликс звучал подобно низкому регистру виолы. – Много раз я видела, как вы продолжали вращать тяжелым мечом, после того как самые сильные из наших рыцарей были вынуждены прекратить это занятие. Я наблюдала, как вы и ваш оруженосец словно мелкой галькой перебрасывались огромными камнями…