Серебряный леопард
Шрифт:
Вскоре передовые ряды белых всадников остановились. И довольно быстро на склоне горы их скопилось такое количество, что издали можно было их принять за большое снежное пятно.
– Ха! – воскликнул Герт. – Вот, наконец, и эти собачьи выродки неверные!
Это, вероятно, был разведывательный отряд, отделившийся от основной орды Красного Льва, правителя Никеи и многих других городов.
– Это в самом деле турки, милорд, – подтвердил Торауг, – а не туркополы императора, как мне вначале показалось. Видите зеленое знамя? У наемников не может быть такого. Вероятно, до захода солнца мы увидим еще не один разведывательный отряд.
Предсказание ренегата очень скоро сбылось. Все больше и больше турецких всадников появлялось на тропах, вьющихся по склонам желто-зеленых холмов. Однако двигались они достаточно далеко, так что невозможно было рассмотреть в деталях их облик и снаряжение.
Бывший граф Аренделский окинул последним взглядом все вокруг себя, потом приказал Герту вывести стройную рыжую кобылу. На ней он ездил всегда, если ему не нужно было вступать в сражение. Только отправляясь в бой, он пересаживался на Громоносца.
– Всем в седла, – приказал он Железной Руке, и тот громко прокричал приказ графа; участники отряда ухватились за поводья.
По совету Торауга поводья были укреплены железными цепочками, так что острые турецкие сабли не могли уже перерубить кожаную сбрую и лишить всадника в разгар боя возможности управлять конем.
В течение нескольких минут все воины взгромоздились в седла, схватили щиты и воткнутые в землю копья. Все это сопровождалось скрипом кожи и звоном металла, так как раскаленные солнцем доспехи жгли воинам спины, и те вынуждены были все время двигаться в седле и дергать плечами.
Руки сэра Эдмунда крепко схватили хорошо промасленные кожаные поводья, сверкнули на солнце позолоченные шпоры, когда он вставил в стремя облаченную в латы ногу. Вскочив в седло, Эдмунд опустил древко копья, чтобы не задеть низко нависшие ветки деревьев, и повел своих воинов вниз, чтобы защитить дровосеков…
Они оказались лотарингцами из войска Готфрида Бульонского и говорили на странном грубом языке, называемом немецким. Лесорубы без особого интереса разглядывали загорелых, одетых в белое всадников, в чем-то похожих, как им казалось, на странных животных, нарисованных белой краской на их щитах.
На рассвете следующего дня появился авангард крестоносцев. Он спустился с горных перевалов и теперь двигался по ровной, травянистой долине. Большая же часть франков избрала проверенную временем дорогу вдоль большого озера с заросшими травой и камышом берегами. При любой возможности всадники направляли коней по брюхо в прохладную мутную воду, позволяя лошадям пить до отвала. А сами в это время, перегнувшись из седла, наполняли водой шлемы, чтобы утолить собственную жажду. Слуги и простые солдаты, так те просто падали в прохладную воду, плескались и поглощали ее вволю. Длинный и утомительный переход через горы остался позади. В полдень десятки тысяч крестоносцев стали покидать озеро, направляясь на восток к Никее. Подобно медленной, лениво текущей реке, их беспорядочные колонны двигались по равнине, раздваивались естественными преградами только для того, чтобы вновь слиться за ними.
Отряд медленно продвигался по небольшой долинке между двумя холмами, когда сэр Этельм, ехавший немного впереди других, громко вскрикнул. Среди сорной травы и низкорослого кустарника он наткнулся на разбросанные человеческие кости, на которых сохранились еще какие-то лохмотья. Скорбные останки лежали кучами, как сугробы снега под деревьями в лесу. Грудами костей были отмечены места, где собирался сброд Вальтера Голяка, чтобы вступить в бой. То там, то здесь виднелись полузасыпанные песком распятия, которые подтверждали, что здесь погибла основная масса оставшихся без руководства последователей Петра Пустынника.
– Не менее пяти тысяч человек погибло здесь, – подсчитывал сэр Гастон из Бона, вытирая пот со лба; похоже, он был прав, если судить по сломанным клинкам мечей, обрывкам кольчуг и большому количеству стрел и дротиков.
– Видит Бог, эти мусульманские собаки тысячекратно заплатят за это, – заявил сэр Арнульфо, облизнув потрескавшиеся от жары губы.
Медленно, с чувством ужаса и боли вступил в долину авангард армии крестоносцев. Пораженные картиной трагедии, воины проходили по Долине Смерти. Они намеревались стать лагерем дальше на равнине. По плану руководителей, лагерь представлял собой большой круг, в котором было оставлено место для армии графа Раймонда Тулузского. Его провансальцы прибыли в Константинополь всего за несколько дней до того, как началось вторжение франков в Малую Азию.
Растекавшееся по равнине христианское войско начало готовить себе стоянку уже тогда, когда отряды арьергарда все еще спускались с гор. Разгружавшие вьючных животных слуги вбивали в землю колья, чтобы привязывать лошадей, натягивали веревки для господских палаток и шатров. Другие прислужники закалывали овец и коз, готовили вечернюю пищу. Эсквайров отправили за водой для женщин, инвалидов и священников. Зажглись тысячи костров. Густые клубы дыма поднялись в вечернее небо.
Отряд Эдмунда вступил в лагерь с правого фланга. Обрадованные видом кипящих котлов, рогов, наполненных вином, и возможностью сбросить тяжелые шлемы и кольчуги, люди пришпоривали лошадей.
По сигналу Эдмунда его всадники уже готовились натянуть поводья, когда к ним на полном скаку приблизился какой-то ратник. Он что-то кричал и указывал рукой через плечо.
По отлогому, поросшему кустарником гребню горы неслась лавина одетых в белое всадников. Подвывая наподобие гончих собак, преследующих оленя, они потрясали над головами оружием.
Быстро, однако недостаточно быстро, чтобы угодить и Эдмунду Монтгомери, и Уильяму Железная Рука, бойцы отряда стекались к бело-голубому знамени. В отчаянной спешке они натягивали рукавицы, брали на изготовку мечи и секиры. Шестеро рыцарей меняли коней, пересаживаясь на своих боевых скакунов, которые, чуя близкое сражение, ржали, прижимали уши и били копытами землю. Норманнцы, фламандцы, ломбардцы и лотарингцы поспешно облачались в кольчуги. Священники, высоко подняв кресты, запевали гимны, старались подбодрить воинов.
Постепенно шум, производимый лавиной всадников, перерос в громовый конский топот, а затем сменился жуткой какофонией. Всевозможные бароны, графы и предводители самостоятельных отрядов выкрикивали военные кличи, пришпоривали лошадей с копьями наперевес.
Полоска высокой сухой травы, разделявшая противоборствующие стороны, сокращалась в ширину с невероятной быстротой, а все новые и новые турецкие воины появлялись на гребне горы. Навстречу им, пригнувшись к гривам лошадей, со сверкавшими мечами и бьющимися на ветру вымпелами, неслись охваченные азартом боя крестоносцы.