Серебряный орел
Шрифт:
— Мне удалось точно разглядеть только двоих… Оба — простые легионеры, но не римляне.
Командующий побагровел от гнева. Национальная принадлежность воинов, находившихся под его командой, всегда была ему безразлична; он выделял только парфян, да и то не всегда.
— Ромул, командир, — быстро сказал Новий. — И еще один — громадная галльская скотина. Бренн.
Тарквиний с трудом сдерживался. Назови Новий кого-нибудь другого, вряд ли он усомнился бы. Но тут у него не было сомнений: Новий лгал. Его друзья ни при каких обстоятельствах
Пакор окаменел от гнева. Еще бы, разве мог он забыть молодого солдата, который отказался отдать ему свой щит? Это было последним, что он успел запомнить перед тем, как в него вонзились скифские стрелы.
— Трусливые мерзавцы! — прорычал он.
— Я тоже знаю их, командир, — тут же вмешался Вахрам и взглянул на Тарквиния, который едва успел сделать вид, что лежит без сознания. — Я всегда знал, что они предатели. Между прочим, его друзья. — Он ткнул пальцем в сторону гаруспика.
Новий достаточно хорошо понимал по-парфянски; он повернул голову, наконец-то увидел, кто лежит у огня, и злобно ухмыльнулся. Отряд отправился в злосчастный рейд без своего командира, центуриона из легионеров. Жалкий вид Тарквиния недвусмысленно говорил о том, что тот в серьезной немилости.
— Ты прав, командир, — зло поддакнул Новий примпилу. — А центурион всегда им потакал.
— Они сбежали? — спросил Пакор.
— Точно не знаю, — ответил малорослый легионер. — Ты же понимаешь, это было в самый разгар боя…
Оптат и Аммий согласно закивали.
Командир легиона оскалил желтые кривые зубы.
— Ну что ж, будем надеяться, эти паршивые псы попадутся скифам. Или вернутся к нам.
Новий слегка склонил голову, как бы в знак согласия. На самом же деле он лишь желал скрыть вспыхнувшую в глазах злую радость.
Гаруспику же интуиция рассказала, как все было на самом деле. С поля боя сбежали как раз эти трое негодяев. Прежде чем скрыться, они увидели, что Ромулу и Бренну удалось пробиться на свободу. Он не знал, радоваться ему или плакать. Если его друзья уцелели, что могло ждать их в заснеженной пустыне? Даже если бы им удалось спастись от скифов, то по возвращении в лагерь их ждала верная смерть.
И он ничего не мог поделать.
Тарквиния охватило сознание полной беспомощности, и он, ослабевший от ран и холода, действительно потерял сознание.
Глава XIII
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Маргиана, зима 53/52 г. до н. э.
У Ромула страшно болела голова. Боль накатывалась волнами и выматывала его до крайности. Впрочем, через некоторое время он понял, что перерывы между приступами становятся продолжительнее. Прошла, как ему показалось, целая вечность, прежде чем он понял, что в состоянии двигаться. Сначала Ромул не без опасения пошевелил пальцами рук и ног. Они изрядно замерзли, но все еще двигались. Потом он понял, что лежит на неровном каменном полу, и осторожно открыл глаза.
Прежде всего он увидел над собою на расстоянии вытянутой руки низкий потолок. Похоже, он находился в пещере. Рискнув повернуть голову, он увидел мускулистую спину Бренна, склонившегося над маленьким костерком, и испытал непередаваемое облегчение. Они все еще были живы и даже свободны. Митра сохранил им жизнь.
— Где мы? — прохрипел Ромул, с трудом ворочая пересохшим языком. Галл резко обернулся; его перемазанное кровью лицо расплылось в широкой улыбке.
— Слава Беленусу! — воскликнул он. — Я уж боялся, что у тебя череп пробит.
Ромул поднес руку к затылку и с величайшей осторожностью пощупал.
— Не похоже, — сказал Ромул, вздрогнув, когда его пальцы нащупали здоровенную — почти с кулак величиной — шишку чуть выше кромки волос. — Но здорово больно.
— К счастью, сильнее всего пострадал шлем, — сказал Бренн, подняв с земли искореженный кусок бронзы; опознать в нем свой шлем Ромулу удалось не без труда. — Чтобы его снять, пришлось повозиться.
— А что все-таки случилось?
— Примитив постарался, — сообщил Бренн, выдохнув хорошо заметное при свете костра облачко пара. — Мерзавец подкрался сзади и врезал тебе по голове. Я, конечно, сразу убил его, но поздновато — ты уже валялся.
Да, как выяснилось, ветераны в своей злобе не собирались останавливаться ни перед чем. Ромул недоуменно покачал головой и тут же пожалел об этом, сраженный новой волной боли.
— Ты ранен?
— Нет, — ответил галл. — Это кровь Примитива.
У Ромула стало совсем легко на душе.
— Но как, ради Гадеса, нам удалось спастись?
— Когда Примитив свалился, Новий и его дружки попытались удрать. С ними еще два-три человека. Часть скифов погналась за ними. А остальные продолжали добивать наших. Ну а я решил, что погибать мне еще рано. Да и в твоей смерти я тоже не был уверен, так что повалился и спрятался под трупом Примитива. Вражеские конники ускакали, и мы остались в чистом поле. Бой продолжался еще некоторое время, но назад никто не оглядывался. Так что осталось только решить, куда тебя отволочь и как сделать так, чтобы никто нас не заметил. Я немного передохнул, углядел овражек неподалеку… Ну а где-то в полумиле наткнулся на эту пещеру.
Молодой солдат в очередной раз восхитился силой своего друга. Вряд ли кто-нибудь еще смог бы перенести на руках другого человека на такое расстояние, о котором столь небрежно упомянул Бренн.
— А что с остальными?
Лицо галла потемнело.
— Погибли, — сказал он упавшим голосом. — Я разок оглянулся. Человек пятнадцать еще держались. Но скифы лезли на них, как крысы. Шансов не было.
Ромул зажмурился. Пусть легионеры в последнее время отвернулись от них все равно его горе было неподдельным. Ведь они прослужили вместе с погибшими в одной центурии более шести месяцев, а в одной армии — свыше двух лет.