Серебряный орел
Шрифт:
Бренн тоже увидел это.
— Что он делает?
Ромул, преисполненный благоговения перед самоубийственной отвагой птицы, ничего не ответил.
Легионеры показывали на птицу, размахивали руками и возбужденно кричали.
— Ворон помогает нам, — крикнул Тарквиний. — Это божественное знамение!
На сей раз его словам ответил многоголосый восторженный рев.
Даже Пакор и воины его личного отряда с тревогой наблюдали за полетом птицы.
— Митра! — кричали многие воины. — Он послал своего ворона нам на помощь!
Эти слова донеслись до Ромула, и он, обрадованный откровением, поспешно взмолился о помощи, обращаясь к своему пусть новому, но уже любимому божеству.
Тут махаут, сидевший на переднем слоне, понял, что происходит неладное. А увидев, что прямо на него стремительно мчится ворон, даже закричал от страха. Этого хватило, чтобы напугать могучее животное, оно задрало хобот и протрубило тревогу. Тут же откликнулись все его сородичи. Слоны растерянно и испуганно трубили, а махауты изо всех сил пытались привести их к повиновению. Но всего приятнее для римлян оказалось то, как отреагировали на происходившее пехотинцы — они явно перепугались.
— Видите?! — кричал, надрываясь, Тарквиний. — Они боятся собственных слонов! Если нам удастся испугать их, они повернутся и кинутся бежать.
Теперь уже почти все легионеры восторженно заорали.
Не долетев до слона шагов двадцать, ворон внезапно расправил крылья и снова взмыл в небо. Множество индийских лучников принялись стрелять в него, но тщетно. Стрелы взлетали плотными тучами, но падали на землю впустую. Взмахивая сильными крыльями, ворон быстро поднялся выше, оказавшись вне досягаемости стрел. А потом описал в небе полукруг и не спеша полетел на запад, оставив оба войска гадать, что же означало это невиданное знамение.
Он летит в Италию, печально думал Ромул. Почему-то в мыслях у него возник образ Фабиолы, придав ему храбрости.
Он не заметил устремленного на него взгляда темных глаз Тарквиния.
Черная птица улетела, а на земле остались взбудораженные слоны, сердитые махауты и растерявшие часть своей самоуверенности индийские воины. Передний слон не на шутку испугался и, не подчиняясь погонщику, развернулся и быстро зашагал назад. Судя по страшным крикам, донесшимся до римлян, при этом он насмерть растоптал несколько пехотинцев.
— Если один ворон смог так напугать слона, то представьте себе, что сделает дюжина копий, вонзившихся ему в морду! — Тарквиний вскинул стиснутый кулак. — Забытый легион!
Бренн, до сих пор гордившийся тем, что придумал это название, эхом откликнулся на крик.
А потом его подхватил весь легион, яростный рев покатился по когортам. Страсть, наполнявшая этот крик, была порождена в равной степени храбростью и отчаянием. Как и при Каррах, бежать было некуда. И укрыться негде. Оставалось биться, твердо держаться и победить или погибнуть.
Неважно, что именно воодушевляет людей, думал Ромул. Еще с тех пор, когда ему приходилось сражаться на арене, он усвоил, что доблесть — это сплав из множества составляющих. По-настоящему имела значение лишь вера в то, что шанс выжить, пусть совсем маленький, все же есть. Он крепко стиснул древко копья и, сосредоточившись на светившейся в сердце крошечной искре надежды, настроился на жестокую битву. «Митра, пребудь с нами!» — думал он.
Индийский военачальник решил не откладывать атаку. Для промедления не было никаких причин. Тем более что странный ворон своими действиями уже дал его противникам некоторое преимущество. Пусть маленькое, но все же… Чем скорее их удастся сокрушить, тем лучше.
Первая ошибка индийца состояла в том, что он отправил вперед колесницы.
Громко скрипя колесами, они со скоростью спешащего пешехода покатились к позициям римлян. Сопровождали их сотни пехотинцев; заполнив промежутки между колесницами, они создали подобие ощетинившейся оружием живой стены. Музыканты били в барабаны и тарелки, звенели колокольчики, солдаты пели на ходу. Шум стоял невероятный. Индийцы, привыкшие без труда прорывать строй войска любого противника подобной атакой, были полностью уверены в себе.
А потом колесницы выехали туда, где накануне римляне выкопали множество каналов.
Превратив поле в трясину.
В ней-то и застряли одновременно все колесницы первой шеренги. Тяжелые, практически лишенные возможности маневрировать боевые платформы предназначались для передвижения лишь по ровной и твердой земле. Взбешенные возничие принялись хлестать лошадей. Кони поднатужились, протянули колесницы еще несколько шагов, и там они окончательно увязли по самые оси. Атака захлебнулась, не добравшись даже до фронта стоявших наготове легионеров.
Пакор не заставил врагов ждать ответа.
— Стреляй! — приказал он солдатам, которые обслуживали баллисты, нацеленные вперед.
Седой оптион давно уже ждал этой команды и успел прикинуть расстояние от своих метательных машин до вязнувших в грязи индийцев. Их разделяло менее двухсот шагов, отличная дистанция для выстрела. Он выкрикнул приказ, и шесть механизмов сработали как один, метнув над легионерами камни больше человеческой головы каждый.
Ромул благоговейно проводил взглядом летевшие камни. Последний раз он видел баллисты в действии еще под Каррами. Сражения, в которых приходилось участвовать Забытому легиону, были слишком незначительными, для того чтобы пускать в действие метательные машины. Ну а сегодня каждый летевший во врага камень ценился на вес золота. И, что важнее всего, каждый камень укладывал сразу несколько человек. А ведь у легионеров имелся лишь один путь к победе — перебить как можно больше врагов.
Залп баллист положил хорошее начало бою.
Глазомер оптиона оказался верным. Один из камней просто разбил переднее колесо колесницы, а остальные нашли живые цели. Камни разбивали воинам головы, дробили руки и ноги. Испуганные противники были залиты кровью убитых, струившейся из разорванных вен и артерий. А булыжники, словно не насытившись одним попаданием, ломали доски колесниц, калечили еще несколько человек и лишь потом падали наземь, поднимая фонтаны воды и грязи.
Не успели ошеломленные индийцы опомниться, как баллисты дали новый залп, разрушивший еще несколько колесниц и уничтоживший их экипажи. Для следующего выстрела оптион распорядился взять камни поменьше и целиться по пехоте. Так сильный град выбивает поле спелой пшеницы, думал Ромул. Этот залп оказался намного эффективнее предыдущих. В стене наступающих образовались зияющие бреши.