Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока
Шрифт:
Причем было непонятно, кому это нужно. Музыкальной прессы в стране не было, инфраструктуры тоже. Но при этом БГ и Курёхин находились в полной гармонии с собой. Им не надо было ходить к восьми утра на службу, вкалывать на субботниках, посещать профсоюзные собрания или демонстрации трудящихся. Они просто наслаждались обществом друг друга — как говаривал интеллектуал Чжан-Чао, «пить вино при луне подобает в обществе приятных друзей».
«Поскольку мы с Бобом были большие приятели, я у него часто оставался на ночь, — рассказывал мне Курёхин. — А с вечера мы поддавали. Тусовались до утра, ходили в «Сайгон», потом работали... Он не знал нот, и я писал ему партитуры. Боб мне обычно
В паузах между беседами они дали интервью журналисту «Би-Би-Си». У не подготовленного к интеллектуальной атаке корреспондента было большое самомнение, большие кожаные наушники и крутой репортажный магнитофон. На первый же вопрос Курёхин с БГ ответили...
Вообще, неважно, каким был вопрос. Важен был ответ: «У нас есть три точки отсчета в теперешней музыке: Псевдо-Дионисий Ареопагит — один из первых христианских писателей; Брюс Ли — не как живая фигура, а как миф; Майлз Дэвис, но не музыкант, а как старик негр, который дает самые наглые интервью».
Позже Курёхин с Гребенщиковым дали самиздатовскому журналу «Часы» большое интервью. Я случайно раскопал его в Питере, и о нем мало кто знает... Это 1982 год, объем текста — страниц двадцать, не меньше. Интервью у культовых музыкантов брали редактор «Часов» Аркадий Драгомощенко и его приятель, философ Влад Кушев.
«Искусство — это аборт магии, — декларировали свои взгляды БГ и Курёхин. — Раньше были только магические обряды... Ни искусства, ни культуры не было».
То есть уже в далеком 1982 году два недипломированных искусствоведа давали культурологически насыщенные, провокационные и самоироничные интервью. При этом они создавали вокруг себя целую вселенную, насыщенную несуществующими фестивалями, невышедшими пластинками и новыми, неведомыми остальному миру рок-героями.
«Миф, появившийся вокруг группы, становится культурной ценностью, — признавался позднее Курёхин. — И мифология несет такую же, если не большую нагрузку, как само произведение искусства. Предположим, миф «Аквариума». Боб это прекрасно понимал и старался каждое событие своей жизни как-то документировать. Это нормально, так рождается миф. У нас всё передавалось на уровне слухов и становилось чистой мифологией. В итоге мифология сработала лучше, чем могли бы все средства массовой информации вместе взятые».
Но не мифом единым жили эти люди. Начиная с 1982 года «Аквариум» вместе с Курёхиным стабильно совершал варварские набеги на Москву. К примеру, их концерт в саду «Эрмитаж» являл собой прообраз будущей «Поп-механики». А дело было так. В один из летних вечеров в столицу направился мощный рок-десант: традиционный «Аквариум» + Курёхин + Фагот + саксофонисты: Игорь Бутман, Володя Чекасин и Володя Болучевский.
Москву решили брать и числом, и умением. Решили не просто сыграть очередной рок-концерт, а резко добавить экспрессии и не скупиться на всевозможные трюки.
«Перед выступлением мы нашли в полу сцены люк, и не использовать его было бы странно, — вспоминает Гребенщиков. — В середине какой-то песни люк открывался, и из него вылезало несчетное количество саксофонистов. Вначале появлялся Чекасин с саксофоном, потом Курёхин, потом Болучевский и Бутман. Это производило сильное впечатление».
На сцене заварилась настоящая каша. Увидев, какой вокруг бушует драйв, из зала выскочил тощий субъект со шрамом на груди и пустился в отчаянные пляски. Это был никому не известный Петя Мамонов, который жил неподалеку от сада «Эрмитаж» и заглянул туда по случаю в трениках и полосатых тапочках. Глядя на извивающегося в эпилептических судорогах будущего командира «Звуков Му», Курёхин
Следующую анархическую акцию «Аквариум» устроил в самом центре Москвы — в конференц-зале Архитектурно-планировочного управления (Глав-АПУ). Джаз-панковская атака проходила при включенном свете и была расцвечена яркой картинкой: одетый в белоснежное кимоно босоногий Гребенщиков, дикая Пономарева, непрогнозируемый Болучевский и дорвавшийся до допотопной электроорганолы Курёхин.
Во время исполнения психоделической сюиты «Мы никогда не станем старше» рамки синтезатора стали для Сергея слишком тесными. Исколотив электроорганолу, он схватил две флейты и долго дул в них, имитируя вселенский апокалипсис. На «Блюзе простого человека» Курёхин начал стучать железками по алюминиевой миске, а Гребенщиков в микрофон выплевывал слова, словно пули из автомата: «Мы все бежим в лабаз, продрав глаза едва, / Кому-то мил портвейн, кому милей трава, / Ты пьешь свой маленький двойной / И говоришь слова...»
В перерыве БГ предупредил Курёхина, что во втором отделении будет «джаггерствовать и ричардствовать». В свою очередь Сергей, вдохновленный просмотренным накануне у Саши Липницкого видеофрагментом, в котором Сид Вишес исполнял синатровскую My Way, предложил музыкантам «Аквариума» сделать нечто подобное. После коротких раздумий друзья остановились на лирической композиции «Подмосковные вечера», из которой решено было сделать грязный гаражный панк. В итоге второе отделение закончилось варварским исполнением «Подмосковных вечеров», причем явное издевательство над советскими идеалами происходило на фоне кумачового плаката «Решения XXVI съезда Коммунистической партии Советского Союза — в жизнь!»
Организаторы концерта судорожно глотали валидол, а охреневший электрик со словами: «Я прекращаю это безобразие!» все-таки потянул рубильник вниз. Это нехитрое движение прекратило подачу тока в здание. Данный щемящий момент запечатлен на концертном диске «Электрошок», где слышно, как флейтист Дюша Романов изо всех сил вопит в микрофон: «А я не помню дальше слов, а я не помню больше слов!» И, что бы ни говорили снобы, это и был настоящий панк-рок.
Владимир Болучевский впоследствии вспоминал, что во время этих выступлений Курёхин безжалостно лупил по крышке рояля, делая акцент не на мелодии, а на ритме. На каждом концерте «Аквариума» он выходил на сцену, словно шел в последний бой. И это было не настроение, не случайность и не стечение обстоятельств. Это был образ жизни Сергея Курёхина. Это была позиция.
...достучаться до Лондона, или Позиция для прыжка
Дайте мне хорошее помещение и два микрофона, и я запишу всё что угодно. Алан Парсонс
В какой-то момент перед Курёхиным, как перед любым независимым музыкантом, встали два вопроса. Как в условиях монополии фирмы «Мелодия» записать свои фортепианные произведения? И как сделать так, чтобы эта работа увидела свет на пластинке? На первый взгляд это казалось совершенно невозможным, поскольку Курёхин не являлся ни членом Союза композиторов, ни артистом Ленконцерта, ни музыкантом филармонии. А это значило, что, несмотря на постановление ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью», путь в профессиональную студию Сергею был закрыт. Но так только казалось. Как говорится, в каждом заборе должна быть дырка.