Сергиевград, призыв, кровь, хлябь и смыв
Шрифт:
Проблема в том, что «учитель может проводить воздействие на учащегося для получения более высокого учебного результата».
Ментальной магии я самую малость могу противостоять, Анна Павловна научила. Только вот проблема, что для этого мне потребуется применить что-то из некромантии, впав в медитацию.
Это сложно сразу по двум причинам: во-первых, я не хочу при аудитории показывать светящихся чёрным или бежевым светом глаз, что является признаком некроманта, хотя у меня это до тренировки противостояния менталистам не проявлялось,
Да, я выяснил пренеприятный факт, что я единственный «простолюдин» за хрен знает сколько лет. А сама эта академия является той самой Первой Академией, только перенесённой во время какой-то войны с европейской части страны при помощи Летающего Замка.
И тут «традиции». Тут почести и куча всего, чтобы сюда не ступала нога простолюдина и были открыты другие отделения. Даже Безумновы для поступления сюда сначала получали титул и немного земли.
А руководство и попечительство академии относится к фракции бояр, а не клана Красного Солнца со всеми преальмами (хотя у них политических течений тоже немало).
Сейчас Альмахан начал реформы, что отнимают часть привилегий у старой аристократии относительно новой. В частности теперь неважен этикет, а простолюдины не должны обращаться «государь» абсолютно к любому аристократу вне зависимости от положения и не требуется добавлять различные «Вашества» при разговоре.
Да, так собственно давно не общались, но теперь это стало законодательно закреплено.
Кроме того множество родов и кланов потеряли титулы или были понижены после антибританских чисток, а так же поиска ультрамонархистов.
К последним, например, относился (хотя официально относится и в розыске) Арнольд Сильвестрович Чёрный.
Странный народец, у которого есть некий лидер, которого те признали истинным Ханом. По ряду признаков, если верить Анне Павловне, им был сам директор московской академии, но потом пошли сообщения об избрании нового, судя по всему, его сына.
Но официально такого просто не существует.
Кажется, я что-то забыл, что-то он там заявлял о своих потомках? Не могу вспомнить, стараюсь выбрасывать неважный бред из головы сразу. Всё же я к гениям точно не отношусь, а потому должен помнить только нужное.
По делу же: я выбрал совсем не ту академию, а мне ни одна тварь по фамилии Ушаков об этом не сказала.
В клубе атлетизма всем было пофиг на титулы.
Однако по их мнению у меня проблема:
— Классы, в которые попадают по остаточному принципу, часто попадают дети аристократических семей, которым кое-как пробудили способность, а сами собой они зачастую гордятся своими титулами. Если ты окажешься умнее или способнее «чистокровных», тебя живьём сожрут. Ведь у них гонору из-за своей «избранности» море, — сообщил мне Вадим Вадимович, хотя я и слова не сказал.
— Как Вы поняли, что я думаю по этому поводу? — не понял я. — Вы менталист?
— Да, но магии не использовал. Всё предельно просто: каждый первый год последний класс выбирает себе жертву или нескольких. К ним относятся, как к мусору. А уж ты для них словно мальчик с яблоком на голове. Будут издеваться.
— В том числе учитель?
— Что?
— Не обращайте внимания. Спасибо за разъяснение. Кстати, если я сдам тесты о переводе на год выше, я снова попаду в последний класс?
— Зависит от результатов. В последние попадают с «удовлетворительно» или при опоздании. Если будет место в других, и ты понравишься классному руководителю, то есть шанс и туда перейти. Думаешь, осилишь сдачу? Помощь нужна?
— Пока нет. Но спасибо, — ответил я.
— Хорошо. Вижу, что ты весьма уверен. Тогда всё же дам совет: если способен, постарайся добраться до третьего года. Там я поговорю, мой ученик возьмёт тебя в свой класс. Он выпускник московской академии, у него нет предубеждений. Да и не кичится полученным недавно титулом за подвиг при работе чудотворцем.
— Благодарю, — произнёс я, но уточнять не стал. Впереди были пытки стокилограммовой штангой.
Потом, когда мерил рост, заметил:
— Кажется, мой рост потихоньку уменьшается. 131 см?
Рядом раздался хохот. Шесть качков гоготали, словно кони.
Я опустил глаза. Приколисты положили двухсантиметровую дощечку на измеритель роста.
Около кабинета завуча я предавался воспоминаниям вчерашнего дня.
Долго.
*Тук-тук-тук*
— Войди, — раздалось за дверью.
— Каков итог? — спросил я.
— По правилам ты можешь за баллы сдать всё, но тебе всё же требуется разрешение любого преподавателя, — сообщила женщина. — Но классный руководитель не заинтересован при новой системе терять ученика, который может принести баллы.
— А как я их принесу, если с меня их только списывают даже за стобальные работы? — удивился и наябедничал я.
— Такого не может быть.
— Да, такого не может быть. Поэтому я хочу сдать тест о переводе на третий год.
— Третий?
— Да.
— Хорошо, я лично поставлю визирование на твои документы. Но это последний раз, когда я допущу обход классного руководителя. Ты меня понял?
— Да.
Как бы мне не пожалеть об этом, но в клуб атлетизма я втянулся.
Может, я мазохист? А такие бывают, что боль не любят? Получается, всё же нет.
А на следующий день ко мне после уроков подошло три мальчика из класса, и их лидер заявил:
— Слышь, крестьянин, пошли, поговорим в слепом пятне.
— Где? — не понял я, услышав впервые это выражение.
— Ты тупой, смерд? — вклинился один из свиты. — Камеры там не работают.
— И зачем мне туда идти? — не понял я.
— Поговорим по-мужски! — снова взял слова лидер, отодвинув от меня шестёрку.
— «По-мужски»? Это разве не один на один? И я повода не давал, — произнёс я с удивлённым выражением лица, хотя был в курсе, что это младший брат училки.