Серия «Рассекреченные жизни»
Шрифт:
Когда я демобилизовался из армии в конце 1946 года, тетушкина микроскопическая комната на короткое время, до поступления в институт, стала и моим пристанищем. Находилось теткино жилище не где-нибудь, а в самом Сивцевом Вражке, переулке, который по частоте упоминания в отечественной литературе стоит на одном из первых мест. До сих пор целы этот четырехэтажный дом № 14 и небольшой сквер перед ним. Он совсем не похож на розовый домик с мезонином, описанный Ильфом и Петровым, но мне всегда казалось, что именно дом № 14 и послужил прототипом общежития имени монаха Бертольда Шварца. Во всяком случае, я уверял своих знакомых, что живу в том самом доме,
Именно Мария Петровна приобщила меня к большому искусству. Первые оперы и балеты я слушал и смотрел не где-нибудь, а в Большом театре. Дело в том, что в доме № 14 жила некая дама — концертмейстер Большого театра, которой тетка регулярно красила волосы, получая в качестве платы за труд театральные билеты.
Да, каждый входит в храм искусства своим путем.
Среди всех изобретений, обогативших человечество и вооруживших его достоверной и разнообразной информацией, самым удивительным и ценным после изобретения письменности я считаю изобретение фотоаппарата. От него пошло уже все остальное — и кино, и телевидение, и прочее из этой области.
Наверное, по-разному можно рассматривать фотографии. Можно, глядя на них, просто вспоминать места и людей, которые оказались запечатленными на снимках, а можно и попытаться увидеть на них что-то новое, прежде ускользнувшее от внимания.
Живя в Египте, я особенно много фотографировал. Тут и техника была хорошая, и фотохимикалии, и бумага. В по-
384
сольстве, правда, не было фотолаборатории и в нашей разведточке тоже. Тогда мы решили продолбить стену из той комнаты, где все работали, в соседнюю темную каморку и устроили в ней фотолабораторию, необходимую для служебных целей. Чтобы соблюсти конспирацию и замаскировать вход в лабораторию, мы заставили лаз обычным шкафом и ходили через него. Когда начиналось «хождение в шкаф», дверь кабинета закрывали на ключ. Однажды дверь забыли запереть, и в комнату вошел мой маленький сын (хорошо, что не взрослый чужой дядя). Увидел вход в другое помещение из шкафа, хитро улыбнулся и сказал: «А интересный у вас здесь шкафчик!» В дальнейшем этот вход у нас назывался «интересным шкафчиком», а все разговоры сына на эту тему мы уводили в сторону, пока он не позабыл о своем открытии. Стену, кстати сказать, мы тихо долбили и разбирали по ночам, и кирпичи также выносили с соблюдением секретности и незаметно выбрасывали их в великий Нил, который протекал рядом со зданием посольства.
Моя египетская, арабская и африканская картотека, которую я вел двадцать лет, вызывает у меня грустные чувства. Где все эти президенты, премьеры, министры, губернаторы, руководители партий, влиятельные чиновники и дипломаты? Как быстротечно оказалось время их государственной и общественной деятельности! Эта картотека кажется мне сейчас каким-то кладбищем потухших светил. Но вот что интересно. Долгожителями в картотеке остались в основном писатели и артисты Они уверенно пережили всех остальных, многие из них даже и сейчас продолжают свой творческий путь.
Есть в картотеке знаменитые и блиставшие в свое время исполнительницы «танца живота». Египетские знатоки отрицают гаремное и турецкое происхождение «танца живота» и утверждают, что он возник на народной почве. В доказательство приводится и арабское название танца — «ракс баладий», что означает «народный танец», а вовсе не «танец живота», как его называют на некоторых европейских языках. Возможно, в этом танце есть и турецкие заимствования,
А вот и самые старые материалы картотеки: два старика в тарбушах. Один из них — Ахмед Аббуд, монополист са-
385
харной промышленности Египта. Его состояние в середине 50-х годов оценивалось в 15 миллионов египетских фунтов — баснословные в то время деньги. Другой — Мохаммед Фаргали. Этот — хлопковик. Миллионов у него было поменьше, но зато он давно торговал с нами и частенько ходил в посольство на приемы. В левом верхнем кармашке пиджака у него всегда красовался большой яркий цветок.
— Почему у вас постоянно цветок в кармашке? — однажды спросил я Фаргали.
— А чтобы меня было видно издали!
Есть у меня в картотеке и египетская Мата Хари — некая Хода. По специальности — туристический гид, бойкая, острая на язык женщина с отличным знанием английского языка и высокой профессиональной подготовкой. На глав наших делегаций, людей в возрасте, она всегда производила неотразимое впечатление. Однажды, несколько расслабившись, она призналась: «Вы не думайте, что я сотрудник Службы общей разведки — я просто ее агент!»
Несколько карточек заведено на Кваме Нкруму, одного из самых известных и популярных африканских лидеров, борца за свободу и независимость Ганы, в свое время свергнутого, несмотря на то что его безопасность организовали сотрудники КГБ. Деятельность Нкрумы я изучал, и меня поразил в его мемуарах («Автобиография») один факт: он с ужасом описывал, как в тюрьме вынужден был бриться одним лезвием вместе с другими заключенными и что ему, чистоплотному и брезгливому, было от этого плохо. Я вспомнил в связи с этим и трехъярусные нары в казарме, и холодные нужники на сорок посадочных мест, и вшей, которые во время войны практически не переводились. Вспомнил, как одним «бычком» из моршанской махорки затягивалось по очереди пять-шесть человек. А тут, видите ли, одно лезвие фирмы «Жиллетт» на несколько человек — целая трагедия.
В карточках на Нкруму есть еще запись о его браке с египтянкой Фатхией. Надо сказать, что египетское правительство во времена Насера очень активно поставляло жен политическим деятелям других стран. Считалось, что египтянки, женщины красивые, темпераментные и политически подкованные, должны были поощрять проегипетские симпатии мужей. Здесь же пометка, что от брака с Фатхией у Нкрумы родился сын,
386
которого назвали Гамаль-Горький — в честь Гамаля Абдель Насера и Максима Горького. Это дитя давно уже должно было вырасти. Что с ним? Где оно? Как относится к тем людям, имена которых соединены в его собственном имени? Кстати, у египтян одно время было модой давать детям имена известных политических деятелей и просто знаменитых людей. Тут были и Неру, и Тито, и Хрущевы, и Булганины, и Гагарины.
К чему, собственно, весь этот разговор о разборке архива? Есть ли в нем какой-нибудь смысл?
Смысл, по моему разумению, состоит в том, что, сохраняя личные архивы и передавая их по наследству, человек способствует воспитанию своих потомков, приучает их дорожить своей родословной, памятью предков. А люди, уважающие прошлое своей семьи, будут, наверное, уважать и историю своего государства.
Мне бы очень хотелось протянуть нить в далекое прошлое, но она оказалась оборванной. Я не только никогда не видел своих деда и бабку по линии отца, но даже не знаю, кем они были и как выглядели.