Серийный бабник
Шрифт:
Не выпуская стакан с киселем из своих рук, он кивнул кому-то, взглядом показывая на Бориса. И за спиной Бориса возникли два незаметных в толпе, но крепких молодых человека. Лишь после этого Слепокуров повернулся к Анастасии Владимировне.
– Вы спрашивали, кто убийца? Он перед вами.
И свободная рука следователя, описав полукруг, ткнула в направлении замершего и бледного, словно полотно, Бориса.
– Вот он, перед вами! Можете познакомиться – убийца Виктора Алексеевича. – Гости ахнули. Рина побледнела так, что единственным цветным пятном на ее лице стали
– Я ничего не понимаю! – пробормотал Борис. – При чем тут я? Я никогда… Я не убивал отца. Как вы можете обвинять меня в подобном? Чтобы я убил собственного отца?
– Верно! Своего собственного отца вы действительно не убивали, – кивнул Слепокуров. – Его вы вообще никогда не знали. А человека, принявшего вас маленьким мальчиком в свою семью и воспитавшего вас как собственного сына, вы отцом не считали!
– О чем вы говорите?!
– Вам отлично известно, что Виктор Алексеевич не был вашим отцом! Вы – приемыш! Неблагодарный и подлый зверек, надо сказать! Вы застрелили его!
В наступившей тишине было слышно, как тихонько ойкнула Рина, ни на шаг не отступая от человека, которого считала своим братом и которого имела неосторожность полюбить. Борис продолжал пребывать в растерянности. Но постепенно ей на смену приходил гнев.
– Я не понимаю! Что за чушь? Я никого не убивал!
– Не возражайте! У нас есть доказательства того, что выстрелы были произведены из оружия, которое вам помогла приобрести ваша знакомая.
Борис кинул затравленный взгляд в сторону Насти, возле которой уже тоже материализовались два оперативника.
– Да, но… не знаю, – забормотал он, – возможно, что я и купил пистолет. Но я не убивал!
Слепокуров не стал слушать бессвязных оправданий Бориса.
– Уведите его!
Однако два оперативника с трудом сумели справиться с ним. Он отчаянно сопротивлялся и громко кричал:
– Не убивал! Я не убивал!
Когда его крики затихли, Слепокуров повернулся к Анастасии Владимировне.
– Простите, что пришлось подвергнуть вас этому испытанию и нарушить торжественность церемонии прощания с близким человеком. Этот молодой человек был недостоин вашей доброты и доброты вашего мужа.
Эк загибает! Но Анастасии Владимировне речь следователя пришлась по душе. Она страдальчески закатила глазки и заявила:
– Нам с мужем следовало подумать о последствиях своей доброты. Все верно, мы усыновили приемыша. Но он оказался неблагодарным волчонком! Только и ждал, как бы укусить ласкавшую его руку. Дурная наследственность, что поделаешь! Ее не вытравишь никаким воспитанием!
И она опустилась на стул, словно не в силах была вынести предательства своего приемного сына.
– Но я еще не договорил, – произнес следователь, и внимание собравшихся снова переключилось на него. – Вот в этой емкости находятся доказательства вины подозреваемого еще в одном преступлении!
И он торжественно поднял над головой стакан, из которого Владимир
– А что с ним не так? – невольно вырвалось у Леси.
– Уверен, что к содержимому этого стакана подмешан яд, – произнес следователь. – Один из официантов видел, как перед началом поминальной трапезы в этот стакан был всыпан какой-то порошок.
Владимир побледнел. И вопросительно взглянул на мать. Та молчала, подавленная и напуганная заявлением следователя.
– И кто же это сделал? – спросил Владимир охрипшим от волнения голосом. – Кто хотел убить меня?
Парень со страхом косился на стакан в руке Слепокурова, словно кисель из него мог сам запрыгнуть ему в рот.
– Официант видел, кто это был? – повторил он.
– Вова, – попыталась что-то сказать ему мать, тот грубо перебил ее.
– Мама, помолчи! Я хочу знать, кто пытался отравить меня? Допросите официанта! Делайте же что-нибудь!
В голосе Владимира прорезались истеричные нотки.
– Увы, официант видел только лишь фигуру, – произнес следователь. – Но… Но мы предвидели нечто подобное. И поэтому в зале ресторана с согласия администрации и санкции нашего управления на время поминок по Виктору Алексеевичу были установлены скрытые камеры – по ним велась съемка.
– Нас всех снимали? – разинула рот Анастасия Владимировна. – Но… но…
– Пройдемте, – кивнул следователь, не обращая внимания на женщину. – В кабинете директора есть необходимая для просмотра записи аппаратура. Мы вместе с вами посмотрим, что за человек покушался на вашу жизнь.
Эти слова относились уже к Владимиру. И тот, словно зачарованный, двинулся за Слепокуровым. Анастасия Владимировна попыталась последовать за сыном. Но ее остановил один из оперативников.
– В кабинет директора может пройти только потерпевший, – суровым голосом напомнил он ей.
– Но я тоже потерпевшая! – взвизгнула женщина. – Вова! Вовик! Подожди меня! Не ходи с ними. Не ходи один!
Но Вова даже не обернулся на голос матери. То ли сам был в шоке, то ли считал, что таким образом убережет ее от нового потрясения. Но если так, то он сильно ошибался. Стоило сыну покинуть зал, как с Анастасией Владимировной случился настоящий припадок. Пришлось вызвать врача, который сделал женщине укол. И лишь после этого она перестала проситься к сыну и громко рыдать.
Гости, встревоженно перешептываясь, потихоньку стали расходиться. Вскоре в ресторанном зале остались лишь участники этой истории. В том числе и подруги. Ну да, и они тоже. А как же без них?
Ждать пришлось долго. За это время сестры и Кира с Лесей успели выстроить около десятка версий случившегося. Но ни одна из них не выглядела достаточно реальной, чтобы быть правдой. Дядя Митя пытался приободрить Рину, которая была в ужасном состоянии. В конце концов ему это удалось. И Рина присоединилась к остальным. Анастасия Владимировна в обсуждении не участвовала. Откинув голову, она сидела в глубоком кресле. И казалось, полностью отрешилась от реальности.