Серое братство

Гуминский Валерий Михайлович

Почему ее день рождения совпадает со смертью цветущей зелени сада, когда хочется петь от избытка чувств, ощущая себя всю, свою значимость в большом мире? Я — есть, я — существую! И неважно, что творится вокруг. Только вот никогда Лация не любила эту картину: убитый осенними дождями сад. Теперь четыре месяца будут литься водные потоки с неба, заставляя даже самых стойких сидеть дома и не высовывать нос дальше порога. Тем лучше: меньше визитов.

Осень! В тебе вместилась вся моя грусть, вся радость оттого, что я повзрослела, оттого, что скоро услышу слова, будоражащие кровь, ощущая себя выше всех смертных, повелительницей всех прямоходящих, ползающих, плавающих. Ощущение

своей значимости возносит меня на такие высоты, что дух захватывает.

Осень! Сегодня тебе не удастся поколебать мою уверенность, мою предопределенность. Я вхожу в Храм Власти, где нет места меланхолии, нет времени для созерцания умирающих листьев, но есть работа, долг, обязанности, слияние ума и таланта. Жизнь — это служение Миру. Разве нельзя восторгаться от своего предназначения?

Так что же ты нашел во мне, Гай Вадигор? Что сразу привлекло твое внимание в моей черствости, гордыне? Сможешь ли ты когда-нибудь объяснить это? Я же тебе сразу понравилась, да? А что я нашла в тебе?

Туман сгустился, не пропуская ни единого лучика солнца, светящего где-то вверху, тщетно пробиваясь сквозь плотное покрывало белого молока. Гай вышел из-за серого силуэта дерева, нежно обнял за талию. Лация откинулась, отдаваясь во власть его объятий. Губы, горячие, сухие, жадно искали ее полуоткрытый рот, чтобы поцелуем лишить воздуха, чтобы сердце дико забилось, запрыгало в груди и взорвалось страстью…

Лация открыла глаза; пылавшие огнем щеки были мокрые. «Так больше нельзя, — подумала она с тоской. — Я чувствую неизъяснимую тревогу, совершенно не хочу ничего делать. Мне абсолютно безразлична опасность, наползающая из Степи. Все мысли о нем, только о нем. Один миг встречи с тобой, ставшим желанным и любимым…»

С раннего утра королева созвала малый военный совет, на котором присутствовал весь офицерский состав Энгла, где главными лицами были Бивар и Ортелий — улыбчивый малый с щегольскими усиками. Хотя больше всего Лации бросились в глаза пуговицы на мундире, начищенные до ослепительного блеска. Кроме них и капитанов гарнизона Лация решила позвать еще и Калиуса. Ему будет полезно послушать, что говорят военные.

Королева внимательно оглядело воинство, с которым предстояло решать важнейшие задачи по укреплению обороны Энгла, встала из-за стола, и медленным шагом прошлась по комнате, специально предоставленной Биваром, при этом прислушиваясь к скрипу своих новеньких сапожек. Офицеры выжидающе молчали, поглядывая на Лацию, отмечая, что походный костюм ей идет как нельзя кстати.

— Господа, — голос королевы прозвучал неожиданно, некоторые мужчины даже вздрогнули. — Я собрала вас не для очередной накачки, чтобы вы и впредь служили верно короне Одемиров. Не время, сами понимаете. Аншеф Бивар, я думаю, уже вкратце обрисовал те мысли, которые я высказала с ним в приватной беседе. Давайте обсудим их более подробно. Как вам должно быть известно, протекторат Золотой Цепи скоро переходит в другие руки, в связи с чем союзники стали затевать грязные игры за нашей спиной. Подозреваю, что готовится измена. Слухи о решении открыть ворота Цепи перед ордами степняков, подтверждены верными источниками. Это меня очень беспокоит и вынуждает принять ответные меры. Какие? Военная операция в Степи. У нас мало времени, и мало союзников. Сатур может быть и согласится выступить на нашей стороне, но на Камбер надежды нет. Да и кочевники могут напасть раньше. Агенты донесли: прошлогодняя засуха уничтожила много пастбищ в Хибустане. Там начинается голод. А это грозит скорой войной. Надо ждать гостей.

— Мы готовы, энни королева, — вскочил Ортелий и ловко одернул

мундир. — Фортификации в полном порядке, оружия хватает. Осталась, правда, часть стены, которую нужно укрепить. Я уже распорядился на этот счет.

— Проследите, Ортелий, — кивнула Лация, — сейчас важно не упустить ни одной мелочи. А еще меня беспокоит ров. Очень мал, очень. Надо его расширять, углублять и забивать колья на дне. Даже можно использовать морскую воду, заполнив ею ров.

— Для этого придется согнать всех простолюдинов, — осторожно сказал один из младших офицеров. — А это половина Энгла.

— Так в чем дело? — повернулась к нему королева. — Объясните, что это делается для их же безопасности. Ничего с ними не случится! Не сломаются! Энн Бивар, я возлагаю на вас назначение людей, которые сумеют заставить всю бездельничающую массу работать на общую победу!

— Слушаюсь, энни, — коротко ответил Бивар, и не стал задавать лишних вопросов, что очень понравилось Лации.

— Сколько ополченцев можно собрать?

— Почти пять тысяч человек с округи, — тут же откликнулся Ортелий, — и это только учтенные люди. Если поискать хорошенько — еще тысячи две-три наберется.

— Оружием сможете обеспечить такую массу?

— Мы забиваем оружейные склады, — кивнул бригадир. — Нам необходимо еще около тысячи подвод. И тогда можно спокойно вооружить ополчение. Кузницы работают на заказ, но не успевают.

— Я дам распоряжение сегодня же. Продовольствие?

— В случае осады его хватит на три-четыре месяца. Вода поступает из глубинных шахт. С этим нет проблем, — Бивер оглядел своих офицеров. — Никто не сидит сложа руки, не обращая внимания на слухи. Будет война или не будет — мне, если честно, безразлично. Здесь военный гарнизон — и этим все сказано.

— Спасибо, господа! — улыбнулась Лация. — Я рада, что вижу Энгл в полном порядке. Я пробуду в городе еще пять-семь дней, а потом поеду в Блик. Надеюсь, мне хватит этого времени для полного осмотра крепости.

****

Военная подготовка бихуров в армии Басаги вызывала удивление. Их наскоро обучили махать всем, что умещалось в руках, начиная с тяжелых двуручных мечей, чтобы потом перейти на легкие безобразные клинки. Кузнецы, было ясно видно, не вложили в изготовление оружия душу. Железо легко тупилось, крошилось, из-за чего многие рабы получали увечья. Раны долго не заживали, гноились. Смерть от таких ран была обычным явлением. После обучения рабов сбили в разноязыкие сотни. После этого пошли разговоры, что нас погонят в дальние гарнизоны. Я поделился с Мастером своими соображениями, когда после очередного трудового дня мы уселись у костра и готовили себе еду:

— Этих парней нельзя бросать в бой. Они уже боятся брать в руки меч.

— Стой за себя, — отрезал Мастер, переворачивая на вертеле тощего поросенка, призванного утолить сосущий нас и еще восьмерых таких же бихуров голод. — Я не собираюсь спасать чью-то шкуру, если он не хочет научиться махать клинком. У меня есть брат — это ты. Вот за тебя я буду драться. Думай, как спрятать свое умение и не выпячивать его слишком рьяно. Хлыст к нам присматривается очень уж внимательно.

Хлыст и в самом деле в последнее время не отходил от нашего десятка, подолгу простаивая чуть в стороне, сложив на груди руки. Сощурив от слепящего солнца глаза, он цепким взглядом ловил каждое наше движение, стараясь найти что-то известное ему одному. Поэтому мы договорились всячески скрывать истину, скрытую в наших руках и позах. Кажется, провести сотника нам не удавалось.