Сероглазый ангел
Шрифт:
— Ты хорошо справился, Гай.
При очередном упоминании о Ральфе, Райан гневно сверкнул глазами и развернулся к Гаю. У воина перехватило дыхание, снова это выражение лица! В таком состоянии барон, виделся ему сущим дьяволом. Прошедшие годы не смягчили его, лишь добавили что-то пугающее, неподконтрольное. Все же он набрался смелости и взглянул на предводителя нормандцев. Голос хозяина был суров и непреклонен:
— Что ты скажешь мне о старосте? Он ведь человек Ральфа?
— Как ты понял? — спросил воин, поражённый заключением барона, — ты ведь не встречался с ним ранее!
— А мне и не нужно. Отчего заявления Даниэль так наивны? Она выпрашивала пощады для него.
— Она во всех видит только хорошее! — нервно возмутился Гай.
Наглец
— Считает, что Ральф заставил Олдвена подчиниться его воле. Возможно, отчасти она и права. Только рожа у Олдвена слишком довольная последние полгода! — негодуя, юноша поджал губы.
— Как только Вейн вернётся, я выслушаю его, а завтра мы наведаемся к родственникам Даниэль, — объявил барон.
Гай, несмотря на жару, зябко повёл плечами, кажется, у него поднималась температура. Вот и проехался по солнцу!
— Ступай, накинь рубаху!
— Дядя уже знает о твоём возвращении в Тендервиль, — он хотел сказать ещё что-то, но, перехватив тяжёлый взгляд барона, решил смолчать.
— Значит, он уже имел достаточно времени, чтобы попрощаться с семьёй! — глухо отозвался Райан.
Старый Голлагэр дремал в широком кресле, неосознанно почёсывая свою бороду и бормоча что-то невнятное. Хью не мог усидеть на месте. Он то садился, то снова вскакивал. Одно выражение его лица сменялось другим, он то хмурился, то впадал в печаль, то испытывал неистовое желание сломать хоть что-нибудь в доме, но вовремя остановился с поднятым табуретом в руке. Голлагэр приоткрыл один глаз и пальцем костлявой руки, указал ему вернуть мебель обратно. Старые кисти рук барона уже коснулись пятна, тёмные, старческие, коричневого цвета, рассыпаясь разными оттенками.
Хьюберт, поджав тонкие губы, повиновался. Ему ещё нужно было это временное убежище, и он пока не желал портить отношения с хозяином дома, круша все, что под руку подвернётся…
— Она не подпустила тебя к барону? — Голлагэр издал кряхтящий звук, похожий на сдерживаемый смех.
— Осторожней с утверждениями! — Хью аккуратно поправил волосы, злясь ещё больше.
Вредный дед! Так бы и придушил за тощую, морщинистую шею! Барона передёрнуло от одной мысли, коснуться старого ворчуна.
— Ревность до добра не доведёт, сынок.
— Я не настолько жалок, чтобы ревновать эту женщину! — глаза воина расширились, рука снова потянулась к табурету, но он вовремя сжал её в дрожащий кулак.
— А кто говорил о девице? — хихикая, словно старый черт, Голлагэр поднялся.
Хьюберт в замешательстве замер, остановившись посреди зала. За окнами громыхнуло, видимо начиналась гроза. Отвлёкшись на громкий звук, он упустил из вида хозяина дома, засеменившего во двор.
— Завтра возьму тебя с собой на охоту, сынок! Спустишь пар немного… а то, того и гляди, лопнешь!
— Проклятье! — барон разбил проклятый табурет, едва старик скрылся из вида, — смеешь утверждать, что знаешь меня?!
Он рычал, словно дикий зверь, ища следующую жертву, и вот теперь, взгляд его поймал в свой прицел помощника, вернувшегося с докладом. Дьюэйн, заметил настрой господина, и, не смотря на окрик, ретировался обратно во двор. Хью быстрым шагом направился за беглецом.
Глава 25
Ливень застал их в пути. Морган блаженно подставил вспотевшее лицо, струям дождя, вздрогнув, когда по длинным волосам, прохладные капли стекли за шиворот. Вейн ещё раз проверил надёжность крепления двух увесистых сумок, крепившихся к седлу. Он сгрёб все бумажки, хранившиеся у старосты. Толстяк Олдвен трясся как осиновый лист, едва они переступили порог его дома. Надо сказать, что жилище у негодяя было приличное! Это рядом-то с полуразрушенными домиками деревенских жителей. Вейн заметил несколько и вовсе опустевших жилищ, глазевших на них, пустыми чёрными глазницами окон. Эта картина была так знакома ему, что сердце защемило. Райан будет зол. Место воина на поле боя, то ли дело мирные жители! Друг пытался уйти от этих зрелищ, пресытившись ими за последние годы, но они словно заговорённые, притягивались к нему.
Люди встречали их словно освободителей, чем немало удивили нормандских воинов. Они ожидали совсем другого приёма. Морган, его помощник, тогда верно заметил, что жители боялись вовсе не их, они страшились мятежников и разбойников, укрывавшихся в окрестных лесах, и не ведавших пощады и сожаления.
Староста щебетал что-то нечленораздельное, по поводу своей горькой участи, и так опротивел воинам, что дюжий Уилбер не выдержал, и завязал мужчине рот. Тишина так ласкала слух, что он невольно выдохнул с облегченьем. Вместе с Дигби, они смогли усадить толстяка на собственную же гнедую лошадь. Тот сопротивлялся и брыкался, грозя повалить своих конвоиров, но извергая громкие проклятия, заставлявшие местных девиц визжа разбегаться, они затолкали его в седло, связав руки и закрепляя, как следует.
Уже на краю деревни, их накрыло шумной стеной дождя. Дорога размокла моментом, грозя лошадям увязнуть в грязи. Они замедлили ход, надеясь до темноты вернуться. Добираться ночью, особого желания они не испытывали, оставаясь достаточно лёгкой добычей.
Охотники не заставили себя ждать. Две ищейки, шли по следу, держась на безопасном расстоянии. Разгулявшаяся непогода была им на руку. За шумом дождя и грохотом в серых, темнеющих небесах, они могли преспокойно скрыться и оставаться незамеченными. Один их мужчин, снял свой капюшон, не защищавший от лившейся с неба воды, она стекала с него, и лилась по небритому лицу. Второй преследователь сощурился, наблюдая за действиями товарища, но только ниже натянул свою накидку, скрывая лицо. Ветер тем временем разгонял тучи. Видимость улучшилась, и он отстегнул свой арбалет, снаряжая стрелу. Уверенный в том, что не промажет, человек прицелился, и приготовился выстрелить. В тот же момент что-то вязкое, холодное, с силой влепилось ему прямо в лицо. Стрела улетела в пустоту. Противная жижа стекала со щеки по шее за воротник. Мужчина чертыхнулся, пытаясь оттереть лицо, но едва он смахнул грязь, как получил следующую порцию, прямо по переносице. Заорав, он перекинул оружие за спину, мокрый ремень стянул грудь, удерживая арбалет. Глаза слезились, он все оттирал лицо, слыша сбоку смех. Сначала он решил, что его приятель потешается над ним, но громкие ругательства свидетельствовали о том, что он так же подвергся нелепой атаке. Град из комков грязи летел в них, не давая поднять головы. Лошади их вынуждены были остановиться, поскольку дороги было не видать.
Смех же продолжался! Растирая дурно пахнущую жижу, они пытались разглядеть обидчиков, но видели лишь ветви над головами. Они упустили свою добычу, и их хозяин будет в ярости! К тому же, как сказать о причине?!
— Проклятье!! — голос мужчины смешался со звонкими переливами смеха. Ветви пригибались над ними, толи от ветра, толи от неведомой лесной нечисти, продолжавшей свою обидную атаку.
Преследователи были вынуждены повернуть лошадей, решив все свалить на непогоду. Или ещё лучше соврать о том, что нормандцев было вдвое, а то и втрое больше их! Да, именно так все и было! Они ведь не могли сражаться открыто, не подставляя под угрозу честь своего господина! Преисполненные достоинства, и гордости, за свою самоотверженную службу, а так же полные липкой грязи, они поспешили по скользкой дороге, надеясь засветло пересечь границы Тендервиля…
Дождь стих. Вейн стряхнул плащ, и, свернув его, затолкал в седельную суму. Теперь они могли ехать быстрее. Лес принял их в свои мокрые объятья, не совсем дружелюбно хлеща мокрыми ветвями по плечам и спине. Вейн поморщился, когда одна из них, противно скользнула по его лицу.
Он уже было замахнулся рукой, надеясь отодвинуть помеху, когда ладонь поймала пустоту. Что-то лёгкое коснулось его головы. Воин резко поднял голову, но увидел лишь пустые ветви над головой.
— Что за дела? — он сердито стер влагу с небритого лица.