Сероглазый ангел
Шрифт:
— Вы решили себя украсить, господин? — Морган несколько растерянно поглядел на барона, затем ткнул пальцем в сторону его головы, поняв, что Вейн в растерянности. Мужчина схватился за голову, и рука его нащупала что-то застрявшее в его волосах. В ладони остался жёлтый цветок, вручённый неизвестной рукой. Шёпот разнёсся над вершинами деревьев. Барон почувствовал, как мурашки побежали по спине, но вида не подал. Он широко улыбнулся:
— Поклонники, Морган! Моё обаяние, не оставляет даже деревья равнодушными…
После его слов, с ветвей посыпались яркие лепестки, ароматным дождём засыпая их
Вейн увидел перепачканную девчушку, свесившуюся с шершавой ветки, повиснув вверх ногами. Её босые ступни, скрестившись, не позволяли малышке упасть. Каштановые волосы, облаком качались на ветру. Она протянула мокрую ладошку и коснулась лица барона. Вейн заставил лошадь замереть под деревом, любуясь неожиданным чудом. Он ухватил её руку и бережно запечатлел звонкий поцелуй, чувствуя привкус грязи на губах. Ладошка маленькой лесной нимфы не отличалась чистотой. Но он улыбался, будучи галантным до конца. Глаза девочки вспыхнули от восторга, она взяла цветок из его руки, и вернула обратно в волосы.
— Так это твой подарок, дорогая?
Девчушка кивнула, при этом её косы смешно качались у него перед лицом.
— Я сохраню его, — барон расцвёл улыбкой, помахав ребёнку на прощание.
Они возвращались, усыпанные цветами, словно свадебный картёж у церкви.
Он глубоко вдохнул и пронзительно свистнул в знак приветствия. Райан улыбнулся другу и вскинул одну руку в воздух. Он подождал, пока воин, отведя лошадь от своих людей, доберётся до середины мокрого, опустевшего двора, и поднял руку, безмолвно требуя остановиться. С тёмных волос Вейна стекала дождевая вода. Райан с удивлением заметил ярко-жёлтый цветок, в его спутанных волосах.
— Чем ты занимался?
Спешившись, Вейн лишь преувеличенно бережно поправил своё украшение.
— Это подарок дамы!
— И кто на этот раз? Одна из деревенских девиц?
— Лесная нимфа, мой друг… — Вейн блаженно вдохнул аромат цветка, вытащив его из волос.
Крутя стебелёк в пальцах, он указал на две сумки, прикреплённые к седлу:
— Ты должен видеть это. Говорю сразу — тебе не понравится.
Подгорелый телохранитель оказался прав. Райан почувствовал, как раздражение снова поднималось внутри.
— Тащи все внутрь. Я жду тебя в столовой. Нужно просушить документы.
Райан уже повернулся, чтоб идти, когда заметил старосту, со связанными руками, сидевшего на лошади. Они притащили сюда этого проныру! Тот, хныкая, с завязанным ртом, сокрушённо качал бритой головой. Они ему ещё и рот заткнули! Райан упёр руки в бока, не находя слов, для описания подобного зрелища. Его люди точно страх потеряли! Если их госпожа увидит это, будет беда! Этого он допустить не мог, поскольку времени на разъяснение и успокоение девиц у него не было, да и больная голова не желала, как и все ломившее тело, спорить и вообще напрягаться. Впервые в жизни, он мечтал о кровати… дорогой Господь! Барон махнул Лэйтону, сурово приказав бегом мчаться к нему. Воин поспешил, через пару мгновений представ перед господином.
— Снимите это жалкое создание с лошади, и тащите на задний двор! Я допрошу его, и можете убирать с глаз моих долой! Запрете в сарае и приставите человека охранять. Леди Даниэль не должна знать о нем! Ты меня хорошо понял, Лэйтон?
Помощник закивал светлой головой, разбрызгивая воду с вьющихся волос. Райан отступил, не желая быть вымоченным. Кажется, во дворе, только ему удалось остаться сухим.
Глава 26
У старосты оборвалось дыхание, когда он всё-таки набрался смелости и поднял взгляд на предводителя нормандцев. Ему пришлось задрать свою лысеющую бритую голову, чтобы как следует разглядеть великана, наводившего ужас, даже стоя в простой рубахе. Каков же он в доспехах? Барон стоял против солнца, так что Олдвену пришлось сощуриться. На какое-то мгновение старосте показалось, что перед ним величественное каменное изваяние, поскольку воин, являл собой молчаливое холодное ожидание.
Олдвен держался до тех пор, пока нормандец не глянул в его глаза, медленно сложив руки на груди. Тут самообладание покинуло его.
Своим видом воин поверг толстяка в неописуемый ужас. Во взгляде холодных серых глаз хозяина, плескалась такая едва сдерживаемая ярость, что Олдвен шёпотом начал молиться, решив, что настал его последний час.
Райан долго смотрел на дрожащего мужчину, потом бросил Вейну одну из тяжеленных, мокрых от ливня сумок. Лошадь, стоящая рядом, неожиданно вздыбилась, но барон властным тоном успокоил животное.
Тем временем, ноги у бедняги Олдвена подкосились, и он упал на землю. Лэйтон наклонился, подхватил его и, встряхнув, опять поставил на ноги.
— Этой рукой подделано столько бумаг, что ему жизни не хватит расплатиться! — объявил помощник, — он отдавал Ральфу настоящие данные, а отправлялись уже подправленные!
Олдвен жалобно вздохнул.
— Во время последнего нападения, половина деревни выгорела, — начал он еле слышным, дрожащим голосом, — леди Даниэль пребывала в глубокой скорби. Когда она прибыла из замка, сразу же приказала возводить новое жилище, для оставшихся без крова… а скольким детям, эта добрая душа помогла…
— Нам и так известно о добром сердце нашей госпожи! — процедил сквозь зубы Лэйтон, — всех интересуют твои подвиги, жалкий пёс!
Райан по-прежнему не произнёс и слова. Он не сводил глаз со старосты. Олдвен, не выдержал этого взгляда и, уставившись на сверкающие лужи, сложил ладони, шепча:
— В этой неловкой ситуации, я оказался как бы меж двух огней. Я всего лишь невинная жертва и желаю только одного — вернуться в деревню и служить моему господину… Разве может быть большее счастье, для скромного слуги? Ваше чудесное возвращение, принесло облегчение моему сердцу…
— Мне нужна хоть капля правды, — Райан говорил тихо, но староста покрылся мурашками, от страха у него прихватило живот.
— Твой господин желает слышать правду! — крикнул, не выдерживая жалкой болтовни отвратительного человека, Лэйтон. Горячий по нраву, он хотел высказать все, что думает по этому поводу, но, перехватил тяжёлый взгляд хозяина, и решил, что сейчас лучше смолчать.
— Он всегда присылал двух своих людей, в день сбора, — промямлил невнятно Олдвен. Он затрясся, опять глубоко вздохнул и добавил: