Серый котенок
Шрифт:
Эта реплика застала Тима врасплох; он уставился на того, кто произнес ее, сначала просто с недоумением (братьев у него не было, да и быть не могло), а потом, рассмотрев собеседника – и с ужасом!
У калитки, ведущей в неведомый дом, которого не было раньше, стоял, опираясь на палочку, человек в английском военном френче горчично-зеленого цвета, унизанном орденскими колодками от груди буквально до пояса. Слева на груди незнакомца красовалась сияющая шитая золотом эмблема британского Королевского военно-воздушного корпуса с георгианской короной.
При выдохах из
– Мистер… МакКиттен? – выдавил из себя Тим. «А не сошел ли я с ума?! Или это все бред угасающего сознания? Впрочем, встретить даже в бреду собственного прадеда – это совсем даже неплохо… Что ж, побредим еще немного!»
– Да, да, Тим МакКиттен собственной персоной! – человек во френче экспрессивным жестом отшвырнул окурок сигары – Слушай, Мак, если тебя не видели столько времени, это не значит, что тебя забыли! Прости ты меня, братишка, пожалуйста, не смог я найти тебя раньше – занят был немного! Ты ведь и есть Энди МакКиттен? Ты же меня ищешь?
– Д-да… – на всякий случай ответил Тим. «Господи, что же это все-таки? Жаль, если кто-то очень богатый и законченно психованный исключительно ради моей скромной персоны задумал закатить подобный костюмированный карнавал. А, может быть, я действительно провалился в прошлое?!»
– Вот он, (кххе-кххе-кхе!!!) лучший подарок на день рождения! Ну, Мак, братишка, сделай милость, зайди уж на огонек! В конце концов, брат ты мне или не брат?! Ну что делать, совершали наши папа с мамой ошибки… Пойдем! У тебя есть багаж?
Сказавши это, Тим МакКиттен – прадед ухватил Тима – очень младшего за руку, не приемля возражений, и, хромая на правую ногу, потянул за собою в калитку. Правда, по пути его скрутил приступ сильнейшего кашля, и вместе со слизью на песок дорожки выплеснулся сгусток крови.
– Извини, Мак, фронтовая привычка. Как немцы говорят: «В руку – и об стену!». В Европе мне сказали, ЧИхотка! Ерунда, братец Энди! Это всего лишь простреленное легкое! Ну, виски пьешь?
Тим – младший все еще не мог, не смел осознать создавшейся ситуации; правда, его рацио не желало сдаваться, твердя, что этого не может быть, но, с другой стороны, все окружающее смотрелось столь реальным и подлинным, что не принимать его во внимание тоже казалось сущей глупостью. Майор Тимоти, несмотря на болезнь, имел железные сухие пальцы, ничуть не утратившие силы.
– Простите, Тимоти, а повод-то какой?
– Энди, старик! Во-первых, ну-ка перестань «выкать»! Сразу (кхе-кхе) видно, что ты воспитывался далеко отсюда! Кстати, где? (кхе-кхе) У меня же сегодня день рожденья! Вот, вернулся из Европы, празднуем, а тут еще и дата. Двадцать шесть, как-никак!
«У прадеда день рождения был где-то в апреле… Стало быть, жить ему осталось около месяца.» – трезво подумал Тим, которого почему-то называли Энди (Кто такой Энди? В жизни не слыхал!) – и смирился с происходящим.
– Дед…
– А чем кормишься?
– Пописываю в газеты. – не соврал Тим.
– Молодец, Мак! Ну что ты упираешься, как неродной? Идем-идем! Молодец, наконец-то вернулся к корням. А я вот тут, (кхе-кхе) видишь, праздную на полную катушку. Правда, из гостей – одни родственники.
– Сколько ты германцев-то сбил?
– Как, не слыхал, газетер? Сто семнадцать! (Кхе-кхе-кхххе!!!)
Цифра была правильной, и, несмотря на то, что она была широко известна, подействовала на Тима-младшего, как таз холодной воды за шиворот. Майор, тем временем, стесняясь, еще раз сплюнул в траву. Тим снова увидел краем глаза кровь в мокроте.
– Идем, старина, идем! Наконец-то! Ты где воевал сам? – спросил, походя, майор, чем в очередной раз поставил Тима перед необходимостью солгать.
– На Восточном фронте, под Ливнами.
– О-о! Ну, расскажешь, как оно там, нынче в России!
Помня в общих чертах историю революции в России, Тим ответствовал:
– Там сейчас одному Богу ведомо, что творится… А тогда – ну что, фронт как фронт. Я-то в окопах сидел…
– Понятно. Скучная была, наверно, жизнь, не то, что у нас, летунов! – прокомментировал Тимоти–старший с нотками снобизма в голосе – Ну ладно, (кхе-кхе!) пошли, я тебя, наконец, семейству представлю! – сказав так, майор отворил перед Тимом зеркальную дверь. За ней оказалась небольшая гостиная, обставленная легкой плетеной мебелью, полная народу. В углу пылал камин.
У Тима зарябило в глазах от одежд, которые можно было увидеть, разве что, в исторических мелодрамах: мужчины во фрачных парах, в сюртуках, в смокингах, женщины в пышных платьях – воланах без кринолинов, вышедших из моды в Сэнгамоне как раз во втором десятилетии прошлого века. Хе, вон у той рыженькой очаровашки, стоящей в профиль, под платьем, никак, турнюр одет! Не может попка так зазывно торчать сама по себе. А вот эта старушенция, с неприятным выражением на крючконосом ведьминском лице, явно носит парик… Тим – младший озирался вокруг, стремясь углядеть хоть какое-то минимальное несоответствие эпохе, которое бы выдало ПОСТАНОВОЧНОСТЬ действия. Картина или фото с современным пейзажем, деталь мебели, ваза, чашка, телефон – ну хоть что-нибудь, выпадающее из образа! Тим знал, что хоть в одной мелочи прокалываются даже постановщики сверхдорогих исторических фильмов. Но вокруг себя он не видел ни единой зацепочки! Ни-че-го! И потом, в пятницу за забором был захламленный пустырь, там не суетились киношники, не велось ничего похожего на работы по возведению бутафорского дома. Теперь же вместо пустыря он ясно видел за окном лужайку с аккуратно подстриженной травкой и гаревой дорожкой, обложенной розовым бордюрным камнем. Да и дом отнюдь не производил впечатления бутафории. Применив бритву Оккама, получаем вывод: либо все окружающее – глюк, либо Тим действительно очутился в прошлом.