Серый пилигрим
Шрифт:
— Заканчиваем, Рахт! – уже громче, с заметным раздражением в голосе выкрикнул Райс. Бросил взгляд на стоящего у края помоста Джайраха. Но Сожженный не давал сигнала к завершению боя.
Рахт мотнул головой, стряхивая горячие едкие слезы. Подняв меч, снова ринулся вперед.
Короткий перезвон клинков, обрывающийся яростным вскриком. Еще один длинный порез на груди.
Снова перезвон, почти звериное рычание, отчаянный возглас сероглазого. Расплывающееся красное пятно на бедре младшего, медленно набухающая от крови светлая ткань штанов.
Отбив следующую серию атак, Райс попытался свалить
Не вышло. Рахт, будто ждал этого, скользнул в сторону и достал-таки брата кончиком меча. На плече сероглазого заалели капли крови.
Старший, шипя, как хисс, растер кровь по плечу, чтобы капли не сорвались вниз. Оскалившись, поднял меч.
— Ну, все, братишка! Игры кончились!
Он ринулся вперед. Рахт с трудом отразил удары – размазанного в стремительном движении клинка он не видел, тело реагировало само, не дожидаясь команд разума. Старший завершил ураганную атаку ударом ногой с разворота. От мощного толчка в грудь Рахт едва удержался на ногах, отступил на несколько шагов. Споткнулся о складку ткани и едва не рухнул. Уперся левой рукой в доски – уже за границей арены.
Сероглазый, воспользовавшись заминкой, подлетел к нему, намереваясь вышибить за пределы арены. Рахт едва успел оттолкнуться от пола и встретить брата косым ударом снизу.
Наверное, они были слишком разгорячены схваткой.
Наверное, клинки Храма были ощутимо длиннее, чем те, к которым привыкли братья.
Наверное, Райс, обычно холодный в бою, на мгновение потерял контроль над собой и забыл о защите.
Клинок Рахта взметнулся, не встретив сопротивления. Райс остановился, будто налетев на стену, руки его взметнулись к рассеченному горлу, из которого щедро, как из разбитого кувшина, брызнула кровь. Алые капли горячим дождем окропили лицо и грудь Рахта.
— Брат!! – заорал черноглазый.
Отброшенный клинок звякнул, ударившись об один из кинжалов, вонзенных в ткань на краю арены. Рахт бросился вперед, подхватывая старшего, падающего, как подрубленное дерево.
Райс обхватил горло обеими ладонями, будто пытаясь сам себя задушить. Кровь неудержимым пульсирующим потоком струилась между пальцами. Юноша рухнул на колени.
— Брат… – прошептал Рахт, вцепившись ему в плечи так, что кончики пальцев вдавились глубоко в кожу.
Райс что-то прохрипел в ответ, и изо рта его хлынула кровь. Он повалился на спину, увлекая за собой младшего. Толпа ревела. В паре шагов от юношей хисс метался по клетке, шипя как кипящее варево в котле. Дважды, требуя тишины, бухнул ро–пай.
Рахт ничего не слышал. Мир исчез для него, сузился до глаз цвета талого снега, которые смотрели уже не на него, а сквозь него, в какие-то неведомые дали.
Когда он очнулся, то первое, что воспринял – это крик, похожий на отчаянный стон раненого. Его собственный крик.
Тело сероглазого обмякло, и Рахт, наконец, отпустил его, дав упасть на пропитанную кровью ткань. Крови было много – когда он поднял руки, то они были красными по самые локти. Он долго не мог отвести от них взгляд.
— Что ж, ты победил, мальчик, – прогудел над головой голос Джайраха. – Ты рад?
Рахт, медленно, будто спросонья, поднял голову, невидящим взглядом уставился на воина. Сожженный молча смотрел ему в глаза, и было трудно прочесть выражение его изуродованного лица.
— Ты… – прохрипел юноша. – Ты – подлый выродок! Урод!! Это из-за тебя! Из-за тебя!!
Он вскочил на ноги. Перед глазами все плыло, крики сородичей доносились будто из-под воды. Лица людей в толпе, там, за краем помоста, были похожи на одинаковые мутные пятна.
— Ну, что смотрите? Что смотрите?! – заорал на них Рахт, срывая глотку.
Те, что были поближе, отшатнулись от помоста, как откатывающаяся волна прибоя.
— Будьте вы все прокляты! – зарычал, давясь слезами, черноглазый. – Будьте прокляты! Да пожрет вас пламя Тай–Наррахт! Пусть…
— Возьми себя в руки, Сейларанн, – с долей угрозы прогремел позади Джайрах Сожженный. – Ты и без того будешь жалеть о своей глупости весь остаток жизни.
Рахт медленно обернулся. Лицо его, оскаленное, блестящее от крови и слез, было похоже на маску злого бога. Глаза же, и без того темные, казалось, вовсе превратились в два провала в черную бездну.
Он наклонился и поднял окровавленный меч.
— Ты хотел, чтобы мы дрались, старик, – выплевывая слова сквозь стиснутые зубы, проговорил он. – Ты хотел Испытаний? Хотел посмотреть, насколько я хорош? Сейчас увидишь!
Он ринулся вперед с ревом, в котором едва угадывался человеческий голос. Несколько шагов, разделяющих его с Джайрахом, он, казалось, преодолел, не касаясь земли, налетел на Сожженного убийственным вихрем.
Никто не понял, что произошло. Не успели разглядеть даже те, кто стоял в первых рядах. Рахт отлетел от Джайраха спиной вперед, будто отброшенный взрывом. Со всего маху грохнулся рядом с остывающим в луже крови телом Райса. От удара коротко взвыл, изогнувшись дугой, и тут же обмяк. Рукоять меча выскользнула из пальцев, и клинок тихо стукнулся о покрытые тканью доски помоста. Но звук этот, наверное, слышали все – такая тишина воцарилась на площади.
Джайрах мрачно смотрел на распластанные на помосте тела. Обернулся к айне, которая замерла на полпути от своего навеса к арене. Лицо ее было серым.
— Похоже, нам придется пока отложить Испытания, – почтительно склонив голову, медленно проговорил Джайрах.
Айна, вздрогнув, отвела взгляд от окровавленных тел. Губы ее разомкнулись для ответа, но его не последовало. Она лишь медленно, будто превозмогая какую-то силу, кивнула.
5
— Он хорошо владел луком. Еще в том возрасте, когда мальчишки только учатся правильно натягивать тетиву, он мог загнать стрелу в мишень и расщепить ее второй стрелой…
Голос доносился издалека, сквозь шипящий в ушах шум прибоя. Постепенно становился все четче, а шум, наоборот, отступал, давая услышать другие звуки. Потрескивание горящих факелов. Упругие сдвоенные удары в барабан – в ритм бьющегося сердца. Шорох трепещущей на ветру ткани.
— Но когда настала пора приниматься за движущиеся цели, у него долго не получалось. У многих из его друзей половина стрел уже исправно ложилась в маятник, как его ни раскачивай. Он же все не мог попасть. Он злился. Он не умел быть хуже, чем другие. А однажды, когда кто-то посмеялся над его промахами, бросил лук и больше не приходил тренироваться со всеми.