Сестра Грибуйля
Шрифт:
Г-ЖА ДЕЛЬМИС, с задумчивым видом. – Бедный мальчик!.. Может быть, ты и прав… А что делает Каролина?
ГРИБУЙЛЬ, в замешательстве. – Мне очень неприятно вам сообщить, сударыня, что Каролина плачет… Не надо на нее за это сердиться; она, наверно, не верит, что мама счастлива… Понимаете, сударыня, Каролина вечно в работе, у нее нет времени подумать, как у меня. Да еще эти кумушки плетут невесть что. А господина кюре нету! А есть эта мадмуазель Роза, которая ей там наговорит с три короба… Так что, знаете, побегу-ка
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Погоди, Грибуйль, я пойду с тобой. Я ведь не знала, что твоя бедная матушка умерла.
Г-жа Дельмис отправилась с Грибуйлем к нему домой; застав мадмуазель Розу, разглагольствующую посреди женской толпы, она спросила, что Роза тут делает вместо того, чтобы идти на рынок за провизией.
М-ЛЬ РОЗА. – Я пришла, сударыня, немного утешить Каролину в ее горе.
– Да, ничего себе утешение! – негодующе воскликнула старая Нинон. – Вы только и говорили, что глупости, да еще и угрожали отобрать работу!
М-ЛЬ РОЗА. – Я! Да что вы! Возможно ли это! Господи Иисусе!
НАНОН. – Возможно-возможно, потому что это так и есть. Вот уж полчаса, что вы только об этом и говорите, у вас уж язык должен был отсохнуть от злобы. Но надеюсь, ваша зловредность не нанесет ущерба такой набожной и честной девушке, как Каролина.
М-ЛЬ РОЗА. – Надеюсь, сударыня не придаст значения россказням этой старухи.
НАНОН. – Сами вы старуха! Поглядите-ка на эту негодяйку, она только и умеет, что всех ядом обдавать! Вот бы чем вам торговать, красотка! Но я-то вас от этого товарца никогда не избавлю. Тут у нас на него спроса не имеется.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Ради бога, замолчите, милая Нинон. Ссориться в комнате покойной! Как можно так жестоко поступать с бедной Каролиной! А вы, Роза, ступайте и больше здесь не появляйтесь.
М-ЛЬ РОЗА. – Я слишком уважаю мадам, чтобы перечить ее приказам. У меня нет ни малейшего желания приходить разогревать кашку для идиота и утирать слезки его сестрице.
– Братец, бедный братец! – горестно вскричала Каролина, удерживая Грибуйля, готового кинуться на м-ль Розу.
– Уходите, – властно приказала г-жа Дельмис Розе, схватив ее за руку и толкая к двери.
Роза не посмела ослушаться хозяйку и удалилась.
– Я очень сожалею о случившемся, моя бедная Каролина, – сказала г-жа Дельмис, пожимая ей руку; – я сделаю выговор Розе, когда вернусь домой. А если она и дальше посмеет вас оскорблять, я ее выгоню.
КАРОЛИНА. – Прошу вас, сударыня, простите ее; бедная девушка была раздражена ссорой, которая произошла у нее вчера с Грибуйлем; но по природе своей она не зла; это был приступ вспыльчивости… Я хотела бы также просить вас не оставить меня своей добротой и согласиться давать мне работу для вас и детей.
Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Конечно, милая Каролина; я как раз купила материал для летних платьев и рассчитываю на вас, чтобы сделать их как можно быстрее.
– Я займусь ими точас же, как закончится печальная церемония погребения, сударыня, – сказала Каролина, вытирая слезы, которые была не в силах удержать, – и приложу все старание: мадам может вполне на меня положиться.
Явился кюре; преклонив колена перед телом матушки Тибо, он подошел к г-же Дельмис и попросил ее продолжать оказывать покровительство Каролине и Грибуйлю. После недолгой беседы г-жа Дельмис предложила увести Каролину с собой, но та решительно отказалась и предпочла оставаться с матерью до того часа, который разлучит их навсегда.
IV. Послушание Грибуйля
Толпа разошлась. Каролина закрыла дверь, чтобы укрыться от назойливых взглядов зевак, и принялась с Грибуйлем и Нанон наводить порядок в доме. После тяжелой ночи, проведенной у тела матери, Каролина и Грибуйль присутствовали на скорбной церемонии погребения. Вернувшись в опустевший дом, Каролина горько заплакала, и сам Грибуйль не мог удержать слезы. Однако именно он вернул Каролине присутствие духа, продолжив начатые накануне увещания.
– У нас много дел, сестрица, – сказал он, когда увидел, что она стала спокойней, – надо стирать белье, убирать мамины вещи; а еще… шить платья для госпожи Дельмис.
КАРОЛИНА. – Ты прав, а я не права, что так распустилась: мне нужны силы; с Божьей помощью я их обрету.
ГРИБУЙЛЬ. – А я-то! Мне нужны и силы, и голова, ведь у меня теперь столько обязанностей.
КАРОЛИНА, улыбаясь. – Обязанностей? Каких? И сколько же у тебя обязанностей?
ГРИБУЙЛЬ. – Стирать белье, копать, сеять, поливать, ухаживать за садом, подметать дом, приносить воду, покупать провизию, чинить мебель, заниматься хозяйством. Это то, что ты делала со мной раньше; раз теперь у нас больше нет маминого содержания в шестьсот франков, надо зарабатывать деньги самим, и ты можешь их добывать своим трудом, а я могу только тебе помогать, чтобы ты не отвлекалась от работы.
КАРОЛИНА. – Какой ты добрый, Грибуйль! А знаешь, ты будешь очень полезным и у тебя очень хорошие мысли.
– Правда! – сказал Грибуйль, краснея от счастья, – я буду тебе полезен? Я ужасно, ужасно счастлив! Только попрошу тебя, говори каждое утро, что делать, и я буду выполнять… О! Вот увидишь, как точно я буду выполнять твои указания.
И Грибуйль тут же принялся за работу, взяв метлу и принявшись подметать дом, чего не делалось уже в течение двух дней. Он наполнил кувшины свежей водой, набрал в огороде овощей для вечернего супа, помыл их, почистил и аккуратно разложил возле плиты, где они должны были вариться, а затем занялся дровами для печки. Каролина в это время приводила в порядок вещи, служившие матери, убирала белье и откладывала в сторону то, что нуждалось в стирке и починке.
Так закончился день: грустно, но без уныния. Усталость прошедшего дня потребовала спокойного и долгого ночного отдыха. Проснувшись, Каролина услышала, как прозвонило семь часов; испуганная столь продолжительным сном, она соскочила со постели, произнесла короткую молитву, наскоро оделась и пошла будить брата, который еще глубоко спал.
– Просыпайся, Грибуйль – сказала она, целуя его, – уже поздно, очень поздно. Пора за работу!
Грибуйль протер глаза, попытался сесть, опять упал и заснул.