Сестра Груня
Шрифт:
Унтер-офицер, не раздумывая, перемахнул через пропасть, где сбились турки, и увидел нашего солдатика. Тот спешился, ружьё на изготовку, а вокруг — синие мундиры и красные фрески. Хотят турки взять русского солдата живьём.
«Держись!» — крикнул унтер-офицер, рубанул шашкой направо-налево, подхватил солдата и ускакал вместе с ним. Вслед полетели
— Это подвиг! — восхищённо сказала Вера, она за всех вела разговор со словоохотливым ездовым. — Оба они герои.
— Я и говорю, — подхватил Тимофеич и задумался, перебирая в памяти разные случаи. С тех пор как он переправился через Дунай, многое довелось повидать, хлебнуть всякого лиха. Всему дал свою оценку. Одно, достойное, — возвысил, другое — осудил. И, отвечая своим мыслям, проговорил вслух: — Я вам, сестрицы, мог бы ещё и про солдата Степанова рассказать. Поучительный пример.
Но начал не сразу рассказ, чтоб пробудить больший интерес.
Закурив, тихим голосом стал подгонять лошадей, а когда те вновь сбавили шаг, заговорил:
— Это тут как раз под Плевной было, в начале августа. В бой пошла 19-я пехотная рота. (Груня заметила про себя: Тимофеич любит точность. Называет и время, когда что произошло, и номера частей.) Наши дрались отчаянно, — продолжал Тимофеич, — но перевес был на турецкой стороне. Мы несли большие потери. Было много раненых, ранили и солдата Степанова в голову и ноги.
Очнулся он поздней ночью. Луна светит, и тишина вокруг. Только слышит он конский топот — двое турок едут. Солдатик лёг на спину, притворился мёртвым. Турки соскочили с лошадей и стали обшаривать убитых, раненых же добивали. Один турок ударил Степанова в лицо ногой, проверить, может, живой. Солдатик наш сдержался, вытерпел страшную боль, не вскрикнул и глаз не открыл. Не пошевелился и в тот миг, когда стягивал с него, идол поганый, сапог с перешибленной ноги. А напоследок турок вновь ударил его. Всё выдержал Степанов. Откуда у него только силы брались!
Вороги уехали, но это ещё не все испытанья.
Снял он с себя рубаху, оторвал рукав и обмотал рукавом разбитую ногу. Делать нечего, спасай сам себя, солдат. И он пополз, сдерживаясь, чтобы не застонать от мучительной боли.
Наступил рассвет, а он всё ползёт! Ещё, ещё! Не хочет сдаваться смерти. Турки вновь его чуть не обнаружили, но он успел в кустах спрятаться. Проехали мимо, не заметили его. Только на вторую ночь дополз горемычный до своих — натолкнулся на казачий разъезд. «Братцы! Братцы! Спасите!» — крикнул он слабым голосом, не в силах подняться. Его услыхали. Казак посадил его к себе на коня и привёз в лазарет.
Так вот и спас себе жизнь солдат Степанов. А потерялся бы, пришёл в отчаянье, и не стало бы его. Теперь он снова на ногах, в 19-м Костромском полку состоит.
Да что там! — воскликнул Тимофеич. — Хоть и говорят: от судьбы не уйдёшь — да только судьба судьбой, а за жизнь крепко стой, не отдавай попусту. Она для славных дел годится.
Всё! — закончил неожиданно Тимофеич. — Отвёл душу, наговорился и вас совсем
Навстречу ехали болгары на телегах и вьючных лошадях. Из корзин, пристроенных на ослах, выглядывали дети, тревожно озираясь по сторонам.
Молодая болгарка с ребёнком на руках подбежала к санитарной повозке.
— Турки не придут? Надо бояться? — быстро спросила она.
— Не бойся, — ответил Тимофеич.
Она заплакала, но уже успокоенно. Кто-то произнёс:
— Боже, дай русским силу!
Следом прозвучали слова:
— Много счастья! Много здравия, братушки! На добр час!
Толпа расступилась, пропуская санитарную повозку с Тимофеичем и сёстрами милосердия.
Вот она, болгарская земля! Разделилась: к одним свет и радость пришли, другие ещё горе мыкают. Одни ликуют: «Свобода!», другие в неволе страдают.
Но сгинет, скоро сгинет лихо на болгарской земле. Придёт для всех долгожданная свобода!
БИТВА ЗА ГОРНЫЙ ДУБНЯК
Болгарская осень, так похожая на российское «бабье лето», сменилась ненастьем. Похолодало. Начались сильные дожди.
Все ждали сражений за Плевну.
Турки превратили Плевну в неприступную крепость. Вокруг ряды окопов, траншеи, редуты. Само расположение города благоприятствовало турецкой армии: он раскинулся на холмах, внизу — глубокая лощина, по которой течёт река Вит.
Не раз пытались русские солдаты штурмовать Плевну. Но безуспешно. Особенно тяжёлые сражения произошли в сентябре, незадолго до прибытия сюда сестёр милосердия из Петербурга. Потери русских были так велики, что Главное командование предложило на некоторое время отойти от Плевны.
Но позднее было принято новое решение: начать её осаду.
Из Петербурга прибыл в Действующую армию генерал Тотлебен, чтобы возглавить руководство осадой. Тотлебен — талантливый русский военный инженер, который отличился ещё в Крымскую войну, во время героической защиты Севастополя. Теперь на него возлагали большие надежды.
Он тотчас же приступил к осадным работам. Прежде всего было намечено завершить полное окружение города и сделать это как можно скорее.
Турки не подозревали о замысле русских и чувствовали себя уверенно. Под Плевной на Софийском шоссе они построили сильные укрепления в трёх деревнях — Телише, Горном Дубняке и Дольнем Дубняке. Как раз здесь проходила дорога, по которой турки беспрепятственно подвозили в Плевну продовольствие и оружие. Необходимо было помешать им это делать, только тогда и удалось бы завершить полное обложение Плевны.
Помешать — значит отбить у турок все три их укрепления на Софийском шоссе, в первую очередь Горный Дубняк. Начать бой за Горный Дубняк приказано было генералу Гурко, командующему войсками за рекой Вит. Сорокадевятилетний генерал всегда действовал смело и решительно. Уже в начале войны под его командованием Передовой отряд Дунайской армии — всего двенадцать тысяч человек при сорока орудиях — совершил смелый переход через Балканы и седьмого июля захватил Шипкинский перевал. Были одержаны им и другие славные победы.