Сестра Груня
Шрифт:
— А то как же, — поддержали его слушатели. — Верно поступил.
Он окинул всех быстрым взглядом и продолжал:
— Люду-народу шло к этому знамени — не сосчитать: стар и млад, и знатные и простые, и городские и наш брат мужик. Все как единая семья шли. Такое сочувствие болгарским людям. Я люблю до всего дознаться, расспросил: куда, мол, дальше повезут знамя? Ответили, что в Румынию, там сейчас собрались болгарские ополченцы. Под этим знаменем они пойдут изгонять со своей земли турок.
Все одобрительно закивали,
— Мил-человек, — не знаю, как тебя называть, — опиши, какое с виду Самарское знамя?
На неё поглядели, кто-то осудил: бойкая. Но Груня не смутилась, спокойно ждала ответа.
— Ну, коль тебе интересно, зовут меня Захаром Терентьевым, — представился мужик и молодецки тряхнул головой. — А про знамя скажу: большое оно, трёх цветов. Полоса красная, другая белая и третья синяя. На одной стороне крест изображён, я заметил. И ещё прочитал надпись на ленте: «Самара, Болгарскому народу».
Груня на секунду зажмурилась, чтоб представить себе облик знамени и покрепче утвердить в памяти. И с уважением подумала о Захаре Терентьеве: «Разве узнаешь человека с первого взгляда. Шутил, смеялся, а то враз стал серьёзным. И глаза, оказывается, серьёзные, и речи умные. Все к нему обращаются, вроде каждому стал хорошим знакомцем. Расскажи, просят, что слыхал про войну».
— Одно знаю, — сказал он, — спешить надо на помощь болгарам. Слыхал я, поднялись они там прошлой весной против турок, так те страшной казнью их заказнили, ни детей, ни женщин не пощадили, живьём сжигали. Говорить жутко, волосы дыбом встают.
— Не может быть того! — не верили люди, слушавшие Захара.
Другие ахали:
— Да что ж за лютость такая! Надо всем миром вызволять болгар, пока они ещё живы.
Молодица вскрикнула вдруг:
— Не ходи! Сгинешь ведь там! Не пущу! — осмелела она от страха за своего мужа, заговорила во весь голос.
— Помолчи, — смутился он. — Совестно. Или забыла — меня народ на мирской сходке избрал идти, доверил серьёзное дело, а ты говоришь пустое. Вернусь я. — И отцу: — Пора нам ехать, тятенька.
Все встали из-за стола. Захар пожал руку добровольцу.
— Воюй, браток, не теряйся! Нужно будет, пособим! — сказал он весело, глаза вновь улыбчивые, и пошёл к своей подводе.
Пошла и Груня разыскивать учительницу, адрес её на конверте записан. Но тут же остановилась: увидела старика-шарманщика с голубем на плече. Голубь вытаскивает билетики из ящичка. В них обозначено счастье, кому какое выпадет. Груне не захотелось испытывать судьбу, заглядывать вперёд. Что было — знает, что будет — увидит. Человек сам куёт своё счастье, знать бы только, в чём оно.
С трудом пробралась Груня через тесную толпу и вышла на главную улицу города — Киевскую, отсюда самый короткий путь из Киева на Москву.
А
Весёлый, голосистый праздник ярмарка!
В ДОМЕ УЧИТЕЛЬНИЦЫ
На Киевской улице Груня остановила прохожего.
— Мне надобно учительницу, Зайцеву Ольгу Андреевну. Может, слыхал?
— Как не слыхать? — удивился прохожий. — Я старожил, весь век тут живу. — И стал объяснять: — Видишь переулок? Так ты в него не сворачивай, иди прямо, второй — тоже пройди. А увидишь третий, заверни и очутишься на улице Никольской. Там большой дом под зелёной крышей, он сам тебе бросится в глаза — один такой. Запомнила?
— Спасибо, — сказала Груня, — запомнила. На что лучше растолковал, всяк поймёт.
Она вышла на Никольскую улицу и как будто в родные места попала. Улица здесь поросла травой, и не было, как на Киевской, двухэтажных каменных домов, а только низкие, приземистые, с палисадниками. На заборе сушатся кувшины из-под молока, ходит коза на привязи, резвятся телята. На завалинках сидят парни и девушки, громко разговаривают, поют песни. Веселятся люди — ярмарка!
Груня всем подряд говорит:
— Здравствуйте вам!
Ей отвечают:
— Здравствуй!
Она без труда отыскала дом учительницы — он и вправду, как сказал прохожий, выделялся среди других домов, — постучалась в дверь. На стук вышла невысокая темноволосая девушка в белом фартуке. Спросила, что ей надо.
— Я к учительнице, — проговорила Груня. — Письмо ей принесла.
— К Ольге Андреевне? — удивилась девушка.
Она с любопытством поглядела на Груню и дружелюбно улыбнулась. Глаза карие, живые.
— Пойдём, — сказала она.
Провела Груню на веранду, оставила её там одну и понесла письмо учительнице. Вскоре они вернулись вместе. Груня узнала учительницу, хоть никогда и не видела её. Похожа на брата, который учительствовал в Матрёновке.
Ольге Андреевне было лет за пятьдесят, худощавая, высокого роста. Седые волосы собраны в большой пучок.
— Здравствуйте, голубушка Груня, — поздоровалась она первой.
Груня поклонилась ей.
— Я прочитала письмо, теперь всё про вас знаю, — продолжала Ольга Андреевна. И попросила девушку, которая впустила Груню в дом: — Соня, покормите нашу гостью. Она ведь издалека пришла.
— Спасибо, — отказалась Груня. — Я на ярмарке поела и чаю попила.
— Тогда пойдёмте ко мне, поговорим о вашем деле, — сказала Ольга Андреевна.
Груня оставила котомку и палку на веранде и пошла вслед за учительницей в комнату. Огляделась и ахнула: всё заставлено шкафами с книгами.