Сестра Керри
Шрифт:
Репетиция началась. Вскоре Керри убедилась, что, хотя обучение актеров, в общем, и было похоже на то, как их учили в Чикаго, здесь режиссер вел себя совсем иначе. Ее и тогда поражала настойчивость и самоуверенность мистера Миллиса, теперешний же режиссер был не только настойчив, но и порядком груб. По мере того как репетиция подвигалась вперед, он становился все раздражительнее, вскипал из-за пустяков и орал во всю глотку. Было очевидно, что он с величайшим презрением относится ко всякому проявлению чувства
— Кларк! — кричал он, подразумевая, конечно, мисс Кларк. — Почему вы идете не в ногу?
— По четыре направо! Направо! Направо, говорю я! Не спите же, черт вас возьми!
Его голос переходил при этом в оглушительный рев.
— Мейтленд! Мейтленд! — внезапно крикнул он.
Маленькая, хорошо одетая девушка, волнуясь, выступила вперед. Сердце Керри наполнилось жалостью и страхом за нее.
— Да, сэр! — сказала мисс Мейтленд.
— Что у вас, уши заложило?
— Нет, сэр!
— Вы знаете, что значит, «колонна, налево»?
— Да, сэр!
— Почему же вы кидаетесь направо, когда я командую налево? Хотите испортить всю репетицию?
— Я только…
— Мне нет никакого дела до ваших «только»! Откройте уши шире!
Керри уже не только жалела девушку, но и дрожала за себя.
Еще одна молодая особа навлекла на себя гнев режиссера.
— Стоп! — гаркнул он, вскидывая в отчаянии обе руки; вид у него был разъяренный.
— Элверс! Что это у вас во рту? — закричал он.
— Ничего, сэр! — ответила мисс Элверс, между тем как остальные девушки смущенно улыбались, нервно переступая с ноги на ногу.
— Вы разговариваете во время репетиции?
— Нет, сэр!
— В таком случае не шевелите губами!.. А теперь все вместе еще раз!
Пришла наконец и очередь Керри. Ее старание исполнять возможно лучше все, что требовалось, как раз и навлекло на нее беду.
— Мейсон! — раздался голос режиссера. — Мисс Мейсон!
Керри оглянулась, желая узнать, к кому это относится.
Девушка, стоявшая позади, слегка подтолкнула Керри, но та все еще не понимала.
— Вы! Вы! — рявкнул режиссер. — Оглохли вы, что ли?
— О! — вырвалось у Керри.
Она густо покраснела, и ноги у нее подкосились.
— Разве ваша фамилия не Мейсон? — спросил режиссер.
— Нет, сэр, меня зовут Маденда.
— Так вот скажите, что такое делается с вашими ногами? Неужели вы совсем не умеете танцевать?
— Умею, сэр! — ответила Керри, давно уже овладевшая этим искусством.
— Почему же вы не танцуете? Почему вы волочите ноги, точно мертвая? Мне нужны девушки, в которых жизнь бьет ключом.
Лицо Керри пылало. Губы ее слегка дрожали.
— Слушаю, сэр! — сказала она.
Три часа продолжались беспрестанные окрики раздражительного
Герствуда не было дома. «Очевидно, он отправился искать работу!» — догадалась Керри. Она лишь слегка закусила и сейчас же стала упражняться, окрыленная надеждами на освобождение от материальных забот.
«И славы звон звучал в ее ушах…»
Герствуд вернулся домой далеко не в том радостном настроении, в каком он покинул квартиру. Керри вынуждена была прервать упражнения и приняться за стряпню. Это вызвало в ней сильное раздражение. Разве мало ей работы? Неужели она будет одновременно играть в театре и заниматься хозяйством?
«Нет, я на это не согласна, — решила она. — Как только я начну играть, ему придется обедать где-нибудь в другом месте!»
Каждый день приносил новые заботы. Керри убедилась, что быть статисткой далеко не такая радость, как ей казалось. Узнала она также, что ей назначили всего двенадцать долларов в неделю. Через несколько дней она впервые узрела «сильных мира сего» — артистов и артисток, игравших первые роли. Сразу бросалось в глаза, что это привилегированные особы, к которым все относились с уважением. Она же ничто, просто ничто!
А дома Керри ждал Герствуд, который не доставлял ей ничего, кроме огорчений. Он, по-видимому, и не думал искать работу. Тем не менее он позволял себе расспрашивать Керри о ее успехах в театре. Судя по тому, с какой настойчивостью он задавал ей одни и те же вопросы, можно было заподозрить, что он и в дальнейшем собирается жить на ее счет. И теперь, когда у Керри появились собственные средства существования, поведение Герствуда особенно раздражало ее. Этот человек готов был позариться на ее жалкие двенадцать долларов!
— Ну, как дела, справляешься? — участливо спрашивал он.
— О, вполне, — отвечала Керри.
— Тебе не очень трудно?
— Я думаю, что привыкну.
И Герствуд снова углублялся в газету.
— Я купил по дороге немного масла, — сказал он как-то, словно случайно вспомнив об этом. — Может быть, ты захочешь испечь печенье?
Спокойствие, с каким этот человек относился к своему положению, изумляло Керри. Забрезжившая перед нею независимость сделала ее более смелой в своих наблюдениях, и у нее часто возникало желание высказать Герствуду несколько неприятных истин. И тем не менее она не могла разговаривать с ним так, как говорила в свое время с Друэ. Что-то в этом человеке всегда внушало ей особое уважение. Казалось, в нем еще таилась какая-то скрытая сила.