Сестра Керри

Драйзер Теодор

— У меня есть восемь центов, — продолжал капитан. — Еще четыре цента, и у следующего в очереди будет ночлег. Джентльмены, что-то у нас вяло подвигается сегодня! У каждого из вас, наверное, есть постель, а как же быть с этими людьми?

— Держите! — произнес кто-то из стоявших ближе к отставному военному и протянул ему монету.

— Ну вот, теперь у меня есть на ночлег еще для двоих, да еще четыре цента лишних. Кто добавит восемь центов?

— Я добавлю! — послышался чей-то голос.

Проходя

в этот вечер по Шестой авеню, Герствуд случайно свернул на Двадцать шестую улицу. Он был очень голоден, и ему казалось порою, что он свалится от истощения. Моральное его состояние тоже было ужасно. Как ему теперь добраться до Керри? Раньше одиннадцати спектакль не кончится. И если Керри приехала в экипаже, очевидно, она так же и уедет. Придется остановить ее на улице, в самой неприятной обстановке. Хуже всего, что он был обессилен голодом; а ему предстояло ждать еще целые сутки, так как у него не хватило бы духу снова попытать счастья в этот же день. У него не было пищи и не было ночлега.

Выйдя на Бродвей, он увидел капитана и собравшуюся вокруг него толпу бездомных, но, подумав сперва, что это какой-нибудь уличный проповедник или шарлатан, продающий патентованные снадобья, хотел было пройти мимо. Однако, пересекая улицу по направлению к парку на Медисон-сквер, он обратил внимание на отделившуюся от остальной толпы вереницу тех, кому уже был обеспечен ночлег. При ярком свете электрического фонаря Герствуд узнал «своих» людей, которых он встречал на улице и в ночлежках, людей, катившихся, как и он, по наклонной плоскости. Это зрелище заинтересовало его. Что бы такое могло это значить?

Герствуд подошел ближе.

Капитан снова и снова повторял свою просьбу. И Герствуд, к великому своему изумлению и облегчению, услыхал:

— Этим людям надо же где-то ночевать!..

Впереди тянулась шеренга несчастливцев, для которых еще нужно было выпросить постель. Заметив, что вынырнувший откуда-то бродяга занял место в конце очереди, Герствуд решил последовать его примеру. Что спорить с судьбой? Он был слишком утомлен. Здесь представлялся легкий выход из затруднения. Завтра, может быть, он найдет что-нибудь получше.

Неподвижное состояние утомляет. Герствуд скоро измучился еще больше. Ему казалось, что он вот-вот упадет, и он устало переминался с ноги на ногу. Но, наконец, пришла его очередь. Кто-то уплатил за ночлег его соседа, и тот присоединился к группе счастливчиков.

Теперь Герствуд стоял первым, и капитан уже просил для него.

— Двенадцать центов, джентльмены! Двенадцать центов дадут возможность этому человеку провести ночь в постели. Будь у него куда пойти, он не стоял бы здесь на холоде.

Герствуд почувствовал, что к горлу его подкатил комок. Голод и слабость лишили его мужества.

— Получите, — сказал какой-то неизвестный и протянул

капитану монету.

Тот ласково положил руку на плечо бывшему управляющему баром и сказал:

— Теперь перейдите вот туда!

Герствуд вздохнул с облегчением. Очевидно, мир не так уж плох, если в нем встречаются добрые люди! Остальные оборванцы были, по-видимому, такого же мнения.

— Этот капитан славный малый, правда? — сказал стоявший впереди Герствуда низенький согбенный горем человек. Судя по его лицу, судьба избрала его мишенью своих наиболее злобных шуток.

— Да, — безразличным тоном согласился Герствуд.

— Ух! — вздохнул один из бездомных, выступая из ряда и оглядывая оставшихся. — Немало еще там, однако!

— Да, — подтвердил другой. — Сегодня тут, пожалуй, набралось свыше сотни наших.

— Смотрите-ка вон на того, в кэбе! — воскликнул третий.

У тротуара остановился кэб, и сидевший в нем джентльмен во фраке протянул капитану ассигнацию.

Тот поблагодарил его и снова подошел к линии бездомных, вытягивавших шеи вслед отъезжавшему кэбу. Толпа любопытных благоговейно застыла, провожая глазами джентльмена с бриллиантовой булавкой на груди.

— Это даст ночлег еще девяти, — сказал капитан, отсчитывая несколько бездомных. — Ну-ка, отойдите туда! Итак, осталось всего семеро. Джентльмены, мне нужно двенадцать центов!

Деньги поступали медленно. Толпа начала редеть — капитана теперь окружала лишь небольшая горсточка зевак. Пятая авеню опустела — на ней показывались только случайные экипажи или пешеходы. На Бродвее тоже становилось все меньше народу. Лишь изредка кто-нибудь, заметив маленькую группу, приостанавливался, подавал капитану монету и продолжал путь.

Однако капитан по-прежнему был тверд и неутомим. Он продолжал говорить медленно, скупо, но с той же уверенностью в успехе, словно о неудаче не могло быть и речи.

— Торопитесь, джентльмены! Я не могу оставаться здесь всю ночь! Эти люди устали и озябли. Дайте мне еще четыре цента!

Через некоторое время он совсем замолчал. Ему подавали деньги, и он с каждыми двенадцатью центами отделял одного человека, переводя его в другую очередь. Потом он опять принимался шагать взад и вперед, глядя себе под ноги.

Публика из театров разъехалась, электрические рекламы погасли. Часы пробили одиннадцать. Прошло еще полчаса, и осталось лишь двое бездомных.

— Поторопитесь, джентльмены! — воскликнул капитан, обращаясь к нескольким любопытным. — Восемнадцать центов обеспечат ночлег и этим двум. Восемнадцать центов! Шесть у меня есть. Дайте мне кто-нибудь восемнадцать центов! Помните, что мне самому предстоит еще идти пешком в Бруклин. А я должен сперва проводить этих людей и устроить их на ночлег. Восемнадцать центов!