Сестра Керри
Шрифт:
Первый игорный зал, в который он попал, находился над каким-то кабачком на Уэст-стрит, неподалеку от одной из переправ. Герствуд уже не раз бывал здесь. Играли за несколькими столами, и Герствуд некоторое время довольствовался ролью наблюдателя. Он заметил, что в банке, несмотря на мелкие ставки, набралась сравнительно крупная сумма.
— Сдайте-ка и мне, — сказал он перед раздачей.
Он придвинул себе стул и посмотрел в карты. Остальные партнеры исподтишка внимательно изучали новичка.
Вначале Герствуду не везло. Ему досталось пять разных карт, не оставлявших даже
— Я пасую, — сказал он.
При таких картах невольно приходилось жертвовать первоначальной ставкой.
Но потом ему шла приличная карта, и в конце концов он ушел, унося в кармане выигрыш в несколько долларов.
На другой день Герствуд вернулся, ища развлечения и наживы. На этот раз он, на свою беду, получил при сдаче карт трех королей. Напротив него сидел молодой ирландец воинственного вида, из тех, что околачиваются в Таммани-холл. Ему досталась лучшая карта. Герствуд был удивлен настойчивостью, с какой его противник повышал ставки, и его хладнокровием. «Если этот субъект решился на блеф, он делает это очень искусно», — подумал Герствуд. Он начал сомневаться в своей карте, но внешне сохранял или старался сохранять полную невозмутимость, помогавшую ему в прежние времена обманывать иных психологов игорного стола, которые не руководствуются реальными данными, а предпочитают читать чужие мысли и угадывать настроения. Он не мог побороть в себе трусливую мысль, что карта у противника, возможно, лучше, чем у него, что тот будет упорствовать до конца и вытянет у него все до последнего доллара, если он сам вовремя не отступит. А все-таки почему не сорвать большой куш — ведь карта превосходная? Почему не повысить еще?
— Ставлю еще три, — сказал молодой ирландец.
— Пусть уж будут все пять, — отозвался Герствуд, пододвигая в банк стопочку фишек.
— И еще столько же! — сказал его противник, в свою очередь, прибавляя в банк стопочку красных фишек.
— Разрешите мне еще фишек, — попросил Герствуд, обращаясь к крупье, и протянул ему ассигнацию.
Молодой ирландец насмешливо осклабился, когда Герствуд, получив фишки, покрыл ставку.
— Еще пять! — сказал ирландец.
У Герствуда на лбу выступила испарина. Игра все больше и больше втягивала его, и он зашел в ней слишком далеко, особенно если учесть состояние его финансов. В банке было уже шестьдесят долларов его кровных денег.
По натуре Герствуд далеко не был трусом, но при мысли, что может сразу столько потерять, он почувствовал какую-то слабость во всем теле. В конце концов он сдался. Он больше не доверял своей хорошей карте.
— Что у вас? — спросил он у партнера, закрывая игру.
— Тройка и пара, — ответил тот, показывая карты. Руки Герствуда бессильно опустились.
— А я уж думал, что поймал вас, — еле слышно пробормотал он.
Молодой человек загреб все фишки, а Герствуд вышел из комнаты. Спускаясь по лестнице, он остановился и пересчитал деньги.
— Триста сорок долларов, — прошептал он.
Как много денег ушло у него с тех пор, как закрылся бар!
Вернувшись домой, он принял твердое решение больше не играть в карты.
Керри не забыла обещание
— Ну, скажи, пожалуйста, зачем только ты надеваешь это старье? — спросила Керри.
— А какой смысл носить дома хороший костюм? — вопросом же ответил Герствуд.
— Мне кажется, что в приличном костюме ты и сам чувствовал бы себя лучше. И ведь к нам может кто-нибудь зайти, — добавила она.
— Кто, например?
— Да хотя бы миссис Вэнс.
— Ей незачем видеть меня, — угрюмо отозвался Герствуд.
Подобное отсутствие самолюбия и интереса к чему бы то ни было, кроме газет, вызвало в Керри возмущение, граничащее с ненавистью.
«Вот так и сидит целыми днями! — подумала она. — „Ей незачем видеть меня!“ Да как ему не стыдно?»
Но наибольшую горечь Керри испытала в тот день, когда миссис Вэнс в самом деле зашла проведать свою бывшую приятельницу. Она ходила по магазинам и решила заглянуть к Керри. Поднявшись по довольно жалкой лестнице, она постучалась.
К ее огорчению, Керри не оказалось дома. Герствуд отпер дверь, предполагая, что это она возвращается домой. При виде миссис Вэнс он растерялся. Потухшая было гордость снова вспыхнула в нем.
— А, миссис Вэнс! — насилу произнес он. — Здравствуйте!
— Здравствуйте! — отозвалась миссис Вэнс, не веря своим глазам.
Она сразу заметила, как сильно он смутился. Он мялся, не зная, предложить ли гостье войти или нет, и та продолжала стоять в дверях.
— Ваша супруга дома? — спросила она.
— Нет, Керри куда-то вышла, — ответил он. — Вы, может быть, зайдете? Она скоро вернется.
— Н-нет, я очень тороплюсь, — ответила миссис Вэнс, поняв, как изменилась жизнь ее друзей. — Я хотела заглянуть на минутку, так как была поблизости, но остаться я никак не могу. Пожалуйста, передайте вашей супруге, что я очень прошу ее навестить меня.
— Передам, — сказал Герствуд, отступая назад. Он почувствовал большое облегчение, когда гостья ушла. Ему было так стыдно, что, усевшись в качалку, он слабо сжал переплетенные пальцы и задумался.
Керри подходила к дому с противоположной стороны, и ей показалось, что она издали видит удаляющуюся миссис Вэнс. Но, как ни напрягала она зрение, она все же не была уверена в этом.
— Кто-нибудь заходил к нам сейчас? — был первый вопрос, который она задала Герствуду.
— Да, — с виноватым видом ответил он, — заходила миссис Вэнс.
— И она видела тебя? — спросила Керри тоном, в котором выразилось все овладевшее ею отчаяние.
Этот тон обжег Герствуда, как удар хлыста. Он насупился.
— Если у нее есть глаза, то она меня видела, — ответил он. — Я открывал ей дверь.
— О! — вырвалось у Керри, и она нервно сжала пальцы в кулак. — Она что-нибудь просила передать?
— Нет, ничего, — ответил Герствуд. — Она не могла остаться, сказала, что у нее нет времени.
— И ты показался ей в таком виде? — воскликнула Керри, отбросив свою обычную сдержанность.