Сестра Марина. Люсина жизнь (сборник)
Шрифт:
Ольга Павловна Шубина в одежде полицейского чина шла к ней и издали кричала:
– Где ваш паспорт, Анна Вербина? Где ваши документы? Подайте их сюда! Сию же минуту сюда!..
И чудовища шипели снова:
– Она не Трудова, нет, нет! А за это мы ее разорвем на части.
И с диким воплем и скрежетом они ринулись на нее.
Обливаясь потом, с замершим на губах криком Нюта проснулась.
В комнату пробирался промозглый, хмурый рассвет уродливого осеннего утра. В головах Нюты, сладко и громко похрапывая,
Против нее, через комнату, лежала и, казалось, дремала бледная Юматова. Густая черная коса молодой женщины свесилась до полу. Она дышала трепетно и нервно. Посреди комнаты стояла Розочка в коротенькой нижней юбочке, делавшей ее похожей на подростка. Обычно розовое личико ее было сейчас бледно. Глаза не то рассеянно, не то задумчиво вперились в угол комнаты, где у группы иконок-складней теплилась розовая лампада.
Услышав, что Нюта шевелится на своей постели, хрустя пружинами матраца, она улыбнулась ей нехотя бледной улыбкой и кивнула головой.
– Что вы так рано? Спите. Еще шесть часов только. Вас разбудят ровно через час.
– Не спится… И сон ужасный видела… Ну, что ваша больная? Сестра Есипова, кажется? – внезапно вспомнив, спросила Нюта.
Розочка отвела глаза от Нюты. По ее красивому личику пробежала тень. Губы дрогнули. Она опустила голову на грудь и тихо, чуть слышно, прошептала:
– Сегодня… в четыре утра… сестра Наташа Есипова скончалась… Ужасно! Ужасно!..
И закрыв лицо своими детскими ручонками, как сноп упала на постель…
Глава VII
– Новенькую сестру Трудову зовут в амбулаторию внутреннего приема, на помощь сестрам Клементьевой, Кононовой и Двоепольской, – услышала Нюта звонкий голос позади себя.
Она живо обернулась. Перед ней стояла плотная, широкоплечая сестра с простоватым некрасивым лицом и пухлыми щеками.
– Я – Снуркова, познакомимся, – наскоро проронила она. – Вот вам халат. Надевайте поверх платья. Эх, беда, вы еще не в казенном платье, – досадливо поморщилась она.
– Еще не сшито, – как бы извиняясь, смущенно произнесла Нюта.
– Ну, это неважно. Но вот что: у вас суконное платье. Жаль. Не гигиенично. К шерсти-то пристает скорее всякая зараза, грязь. Впрочем, на нет и суда нет. Давайте я застегну вам халат сзади, сестрица. Да косынку повяжите, не то от Шубы нашей… тьфу, я хотела сказать от Ольги Павловны… как раз влетит.
Сестра вспыхнула, улыбнулась, и показался ряд прекрасных белых крупных зубов. Эта улыбка сразу скрасила и смягчила непривлекательную внешность Снурковой.
– Ну, идемте… Да вы завтракали? – спохватившись, спросила она.
– Да.
Нюта вспомнила, как она, ссылаясь на отсутствие аппетита, к немалому неудовольствию сестры-экономки, проворчавшей что-то о французской кухне и поварах, отказалась только что от нескольких
В полутемном амбулаторном коридоре сестра наскоро забрасывала шагавшую подле нее Нюту отрывистыми фразами.
– Ната Есипова умерла. Слышали? Славная была девушка, сердечная. Заразилась от тифозного больного. Бог знает, зачем судьбе понадобилась эта смерть. Ее вся община любила. Как Розочку… Милая девушка. И что мы теперь Бельской скажем… Не уберегли Наташу. Эх!..
– Кто это Бельская? Попечительница, да? – поинтересовалась Нюта.
– Бельская-то? Неужто вам никто еще про Бельскую не говорил?
– Нет.
– Ах ты, Господи! Да ведь Ольга Бельская – восьмое чудо света. Героиня в полном смысле слова и друг закадычный покойной Наташи… Сейчас она в дальней командировке. С часу на час ожидается назад. Ну, вот мы и пришли, однако. Входите смело, и Бог вам в помощь, сестра.
Спутница Нюты распахнула стеклянную дверь, и девушки сразу очутились в огромной светлой комнате посреди гудящей толпы народа.
В первую минуту глаза Нюты разбежались. От гула и шума, наполнявших амбулаторию, у нее закружилась голова, руки бессильно опустились вдоль тела. Невольная растерянность охватила Нюту. Сопровождавшая ее Снуркова затерялась сразу в толпе, и Нюта почувствовала себя здесь всем чуждой, лишней, беспомощной, одинокой. Она растерянно оглядела окружавшую ее толпу.
Казалось, вся петербургская беднота сбежалась сюда, в эту светлую, чисто выбеленную комнату, с серым каменным полом, обильно политым дезинфицирующим средством, предохранителем от заразы. Это средство терпким, неприятным запахом ударяло в нос и чуть кружило голову.
Больные стояли, больные сидели на лавках, больные беспокойно сновали взад и вперед. Тут были старики и старухи, молодые и пожилые люди, девушки и женщины. Были и дети. Отставные солдаты, мелкие уличные торговцы, прислуга, фабричные рабочие, извозчики, нищие, торговки-мещанки, бродяги. Кого только не увидела здесь Нюта! У каждого в руках был занумерованный билетик, выдаваемый молоденькой сестрой.
Особенно бросился в глаза Нюте один посетитель, не совсем обыкновенный среди всей этой сплошной бедноты.
Это был мальчик-итальянец, оборванный, лохматый и грязный, с ручной шарманкой на спине, лет десяти. Главным образом поразило Нюту его лицо. Такие лица редко встречаются в жизни. Их можно только, пожалуй, увидеть на старинных картинах итальянских мастеров. Каждая черточка жила и говорила в этом поистине прекрасном лице. Иссиня-черные кудри обрамляли живописной рамкой пылающие лихорадочным румянцем правильные, без единого промаха, точно изваянные черты. Черные глаза, огромные, лукавые и мечтательные в одно и то же время, казалось, отражали всю прелесть знойного итальянского юга.