Сестра милосердия

Колочкова Вера Александровна

– Слышала, – перетянула Таня Отю со спины в руки, – все я слышала, Сережа.

– Такая зараза эта Ленка, так и дал бы ей в зубы, будь моя воля! Сама на братовы деньги столько лет жила, да еще и мужика своего кормила, а теперь туда же, в крутизну записалась… Не угодили ей с нянькой, видишь ли…

– Я поговорю с ней, Сережа. Вот прямо после ужина и поговорю. Я ей все объясню. Я ей объясню, что надо в первую очередь о ребенке подумать. Я ее попрошу, в конце концов…

Затаившиеся в Таниной груди давешние слезы вдруг отмякли и закопошились подозрительно, грозя рвануть горячим потоком наружу,

и пришлось опять производить горлом судорожные глотательные движения, и вдыхать глубоко воздух, и губы прикусывать до боли. Нельзя ей плакать сейчас. Что толку, если она заплачет? Надо, наоборот, взять себя в руки, собраться как-то, объяснить все про Отю этой гордой Лене с чувством да с толком…

Они поужинали втроем на кухне – Таня, Сергей да Отя. Хороший парень этот Сергей – все ее рассмешить да подбодрить как-то пытался. И до двери Лениной комнаты сам довел – стучи, мол, смелее, добивайся своего! Таня и постучала, конечно. Только Лена ей не открыла. Прокричала из-за двери что-то резкое, Таня и не расслышала. А поздно вечером Лена сама к ней в комнату заявилась, встала перед спящим на диване Отей, уперев руки в бока. Потом осторожно просунула их под мальчишку, собираясь взять на руки…

– Лена, подождите! – отчаянным шепотом попыталась остановить ее Таня. – Не забирайте его, пусть он здесь спит!

– Нет. Он будет спать в своей комнате, – злобно на нее взглянув, прошипела Лена. – Будьте так любезны, не командуйте тут. Без вас разберемся.

– Я… Я не командую… – растерянно отступила от нее Таня. – Что вы… Просто он так спит чутко…

– Матвей будет спать в своей комнате. Вам понятно? – шепотом отчеканила Лена и снова потянулась к ребенку, приноравливаясь половчее взять его на руки.

– Давайте я его сама унесу, раз так…

– Что ж, несите, – с готовностью отошла от дивана Лена. Встала в сторонке, сложила руки под грудью, наблюдала молча, как Таня очень осторожно подняла малыша, как он открыл глаза и улыбнулся ей спросонья, как доверчиво откинул белобрысую головку ей на руку.

В большой комнате с голубым ковром Таня уложила его в постель на правый бочок, накрыла мягким одеялом, похлопала немного по спинке. И, не отходя от Отиной кровати, подняла на Лену умоляющие глаза.

– Можно мне с вами поговорить, Лена? Пожалуйста…

– Не сейчас. Завтра поговорим. Поздно уже. Идите спать, – на ходу отрезала Лена, красноречиво открывая перед ней дверь.

– А когда завтра? Утром?

– Можно и утром…

Таня вышла из комнаты и обернулась, чтоб вежливо пожелать Лене спокойной ночи, но дверь перед самым ее носом закрылась так резко и обидно, что она даже отпрянула. Моргнув и постояв еще какое-то время, она пожала плечами, развернулась и медленно пошла к себе. Очень хотелось плакать, но слез почему-то уже не было. Вот всегда так – когда можно поплакать, их и нет. Наоборот, поселилась внутри противная сухота, будто Ленина откровенная неприязнь проникла в нее и выжгла там все заживо. Быстро раздевшись и постелив себе на диване, она легла лицом в подушку, пытаясь собраться с мыслями и уговорить себя дожить до утра. Потому что утро вечера всегда мудренее, это правда. С неприятностью надо переспать, а дальше уже легче будет. Утром и силы будут новые, и у Лены настроение,

дай бог, изменится в лучшую сторону…

Однако заснуть по-настоящему в эту ночь ей так и не удалось. Все она вела мысленный диалог с капризной Отиной красавицей теткой, все доказывала ей в разных вариациях, что на ее хорошее к себе отношение она вовсе и не претендует, и что в самом деле искренне привязалась к этому осиротевшему малышу, и ему нужна сейчас эта ее привязанность, ой как нужна… Несколько раз она даже с дивана соскакивала и выписывала круги по комнате, размахивая руками и бормоча себе под нос нужные слова. Потом снова ложилась и снова соскакивала…

Заснула она только под утро, когда французское нежное небо готовилось принять первые лучи солнца и заливалось на востоке зарею. И не услышала уже, как тихо прошла по коридору Лена, как открыла дверь в комнату, где спал крепким сном Отя, как вскоре зашуршала гравием отъезжающая от дома ее серебристо-голубая машина…

Глава 12

Проснулась Таня от настойчивого стука в дверь, спросонья полупила глазами на яркое солнечное окно и, на ходу просовывая руки в рукава халата и пытаясь нащупать руками пояс, бросилась со всех ног открывать. Проспала! Сама напросилась на утренний разговор с Леной и проспала…

– Ну и горазда ты дрыхнуть, Татьяна! – обнаружилось за дверью улыбающееся лицо Сергея. – Меня Ада отправила тебя будить. Вставай уже, хватит спать…

– Ой, а который час? – испуганно перебила его Таня.

– Так десять уже.

– Сколько?! – ахнула она и, отодвинув его в сторону, кинулась в Отину комнату, открыла дверь…

Отина кровать была пуста. И одежды его не было. Таня повернулась к вошедшему следом за ней Сергею, спросила коротко:

– Где?

– Матвей, что ли? Так его утром еще Лена увезла…

– Куда увезла?

– Не знаю. Домой, наверное. Она в Ницце живет, а туда путь не близкий, вот и выехала пораньше, чтоб в пробки не попасть. Да ты не огорчайся, Тань. Ты ж не виновата ни в чем. Ну, просто она такая вот, Лена. Захотела и сделала по-своему. У них, ты знаешь, всегда так. Если Ада говорит «да», то Лена обязательно скажет «нет». Так что ты тут ни при чем вовсе, просто под раздачу их семейную случайно попала…

– Да как это? Как это – случайно? Ребенок-то тут при чем?

– Да ребенок, он конечно… Конечно ни при чем… – равнодушно пожал плечами Сергей. – Да я и не про ребенка, я про тебя сейчас толкую. Тебя сейчас кинули, выходит… Вернее, Лена кинула. А Ада, она вовсе этого не хотела. Она и сама вся на ярость изошла, когда узнала утром, что Лена ребенка увезла…

– А где она сейчас?

– Кто?

– Ада!

– Так говорю же, внизу тебя ждет! Меня за тобой и послала… Куда ты? Умойся хоть да причешись по-человечески, на кого похожа-то!

Таня его уже не слышала. Сбежала по лестнице, топоча отчаянно пятками, и предстала перед Адой как была, в распахнувшемся до неприличия халате, неумытая и лохматая.

– Ада! Это что, правда? Это правда, что Лена Отю увезла?

– Какой он тебе Отя? Тоже придумала имя парню дурацкое! Он Матвей, а никакой не Отя! – подняв на Таню тяжелые злые глаза, глухо и хрипло проговорила Ада.