Сестра морского льва
Шрифт:
— Валяй дальше.
— Так вот, старик, когда-то революционно настроенные интеллигенты уходили в «народ»; они шли к людям, чтобы бороться за них. Сейчас мы так же должны идти в природу, — Борис потянул дым из сигареты, закашлялся. — Идти, ты понимаешь меня, идти, а не только статейки о защите «нашего зеленого друга», к примеру, пописывать. Мы должны идти в природу как врачеватели, как ее практические защитники. И это должен быть массовый поход, а не вылазки энтузиастов-одиночек. Вот почему я и сижу в этой бухте, а Лена бегает по острову, а Мать боится переезжать в Никольское: вдали от людских глаз такие «хозяева»,
Он замолчал и раскурил новую сигарету. Лежа на каланьих шкурах, цена каждой из которых, как Борис говорил, равна стоимости легкового автомобиля, Волков глядел на фотографию Лены и размышлял над словами Бориса. Прав он, чертовски прав. Природа ждет помощи, и не завтра — сегодня… И просто здорово, что он, Волков, направляется в Урилью, значит, и он что-то сможет сделать. Только побыстрее туда надо, с беспокойством подумал он, побыстрее, не сунулся бы кто из зверобоев до его прихода.
Ветер все усиливался. Что-то шлепало на крыше, наверно кусок рубероида оторвался. Скулили порой под домом щенки Черномордого, и Бич, тотчас просыпаясь, ворчал, а потом, кряхтя, чесался и колотил лапой по доскам пола, как по барабану. И песчата умолкали, пугаясь грозного стука.
Вопль лешего
«Ветерок-то! Баллов под восемь раздуло», — подумал Волков, останавливаясь, чтобы поправить рюкзак. Они уже часа два поднимались с Алькой по долинке в гору, уходя все дальше и дальше от океана и Дома Песца. Щурясь — ветер сек лицо, выбивал из глаз слезы, — Волков поглядел на бухту. Вся она будто манкой была усыпана — это ветер срывал пену с гребней волн и молол ее в крупу. Затянутое пеленой облаков, солнце, осмелившееся с утра показаться на небе, быстро тускнело; оно, как серебряная тарелка, тонуло в вязких тучах, погружаясь в них все глубже и глубже.
Вроде бы как лай послышался. Волков прислушался — может, Бич? Пес что-то занемог или просто трусил; забился в доме Бориса под топчан и, как они его ни звали, не тронулся с места. Нет, показалось. А жаль. Втроем было бы весело. А где же Алька? А, вон она. Девочка, убежавшая далеко вперед, размахивала красным головным платком. «Иду-иду, — подумал Волков, — не сбейся только с пути, мой юный лоцман».
Засунув руки в карманы брюк, Волков пошел быстрее, потом оглянулся: ветер разогнал в бухте большие свинцовые волны. Они выкатывались на берег, и сверху казалось, что вот-вот смоют лачугу Бориса и понесут, понесут в океан.
Они долго поднимались вверх, и тропинка то исчезала, то снова появлялась на сырой, кочковатой земле, а тучи или туман, сразу и не поймешь, опускались все ниже; и они, два путника, подбирались к тучам все ближе и в конце концов влезли в них. Волков словно плыл в сыром, белесом месиве, а девочка то поджидала его — и тогда Волков видел ее сверкающие глаза и черную прядку, выбившуюся из-под платка, на которой, как ртутные шарики, висели капельки воды, — то убегала вперед — и ее красный платок начинал быстро блекнуть. Тогда приходилось поторапливаться. Сейчас, продираясь сквозь туманы и следя за ее платком, Волков казался сам себе большим кораблем, спешащим за красным путеводным огоньком, указывающим фарватер в этом долгом и уже порядком утомившем его пути через горы на другую сторону острова.
Дикий вопль раздался вдруг из тумана. Вздрогнув, Волков остановился. Кто это? Что за крик? Откуда? В тумане все обманчиво: расстояния, звуки. Откуда кричали? И снова вопль. Алька?! Сбрасывая на бегу рюкзак, Волков ринулся на крик. Он споткнулся, чуть не упал и увидел, как из тумана к нему бежит девочка. Схватив ее, он взглянул ей в лицо:
— Что случилось?
— Леший! — выпалила девочка. Глаза у нее были круглыми от страха; платок свалился, винчестер она держала в руках.
— Что ты мелешь? Где?
— Там! Идем! Сейчас такое увидите: ужас!
— Уах-хах-ха-ха-а-а-а! Вопль повторился.
Волков замер. Вот это крик! Эти вопль и хохот не могут принадлежать ни птице, ни зверю, ни человеку. Но что же это тогда? Какое-то необычное явление природы?
Алька поманила его рукой. Вглядываясь в туман, она шла осторожно, легко и бесшумно ступая на камни и кочки. Вот остановилась, увидев что-то, повернулась, замахала рукой: быстрее сюда!
Волков подошел, заглянул через плечо девочки и весь напрягся, ожидая увидеть нечто неожиданное, странное и страшное, а увидел… куропатку. Большая, серая, как кура-ряба, краснобровая птица сидела возле мшистой кочки и с любопытством, но отнюдь без испуга глядела на людей.
— Ну, Алька. Ну, противная девчонка… — зашептал Волков.
— Ле-еший! Ха-ха-ха! Ой, не могу… говорю… та-акое увидите! — Птица с интересом прислушивалась к голосу девочки. Она крутила головой, и при этом ее черные глаза задорно поблескивали. Заинтересовавшись людьми и звуками, которые они издавали, птица, сделав несколько быстрых шажков, подошла ближе. Теперь до нее было не более как метров пять. Перестав смеяться и сморкнувшись, Алька строгим голосом сказала: — Ужин для нас сам навстречу выбежал. Патрона тратить не стоит. Ну-ка, Волк, берите во-он тот камень.
— Ты что? Ведь лето, запрет на охоту. Птенцы…
— Птенцы?! Так это же куропач, лентяй и бездельник! Да он ни одной ягодки птенчатам не принесет. Только спит, ест да орет от безделья! Ну что, так мы и будем стоять, а?
— Отчего же, — неуверенно сказал Волков и поднял камень.
Куропач в это время клевал веточку. Проглотив несколько листиков, он оставил свое приятное занятие и начал следить за действиями человека. Волков покосился, сдвинув брови и сузив глаза, Алька нетерпеливо топнула ногой. Размахнувшись, Волков швырнул камень. Стояла бы перед ним знаменитая громадная птица «Додо», жившая в некие времена на острове Маврикия, толстая и неповоротливая птица, которую съели пираты и моряки, камень, несомненно, достиг бы цели… Отбежав, куропач нехотя подпрыгнул и, широко раскинув крылья, полетел вниз, вдоль склона. Силуэт его быстро потускнел, очертания птицы расплылись, да вот и вообще исчезли из глаз. Только странный не то крик, не то хохот вновь донесся из тумана.
— Видно, вы всю жизнь продукты добывали в магазинах, — сердито сказала девочка; — Вот Толик бы не промазал. Он бы ка-ак… А вы что?! Ну как ребенок: шлеп… Эх, какое бы жаркое было!
— Жаркое? — обеспокоенно переспросил Волков и уже взглядом охотника, а не натуралиста поглядел в туман: не видно ли где птицы?
— Конечно! — выкрикнула Алька, пробегая мимо Волкова. — Обмотала бы я его листьями морской капусты да под костер, в угли. Ну ладно. Потопали дальше. Тут еще осталось-то чуть-чуть…