Сестра
Шрифт:
Софья потихоньку отползла от двери. Теперь надо удвоить присмотр за Татьяной. А, ладно. Лишний повод потренировать девчонок.
Спустя месяц состоялись испытания самого примитивного гелиографа.
Не того, конечно, который использовался для съемок, а самого простого. Металлической пластины, способной передавать световые сигналы. Делалось все очень просто, благо, день был ясный.
Алексей Михайлович писал записку, потом верховой отнес ее к ребятам у гелиографа — и те
Алексей Алексеевич, бледный от волнений, принялся расшифровывать примитивную азбуку Морзе. А что тут еще лучше придумаешь?
— Точка… тире… еще две точки…
Алексей Михайлович смотрел чуть насмешливо, шушукались бояре, Софья, сидящая в возке (а вдруг кто увидит) вместе с двумя царевнами переживала за брата.
Но вскоре лицо мальчишки прояснилось.
— Пригодно ли сие изобретение для целей воинских?
Алексей Михайлович только головой покачал. Вот именно этот вопрос и был в записке. А сын улыбнулся, широко и открыто.
— не всегда, батюшка, но пригодно. Мы таковыми сигналами многое сказать можем, а враг и не поймет сразу.
— Хорошая придумка, сыне… А еще для чего она гожа?
— Кораблям можно так же общаться. Сообщения передавать… да мало ли! Не всегда ж можно гонца послать. А тревогу просигналить всяко проще…
— а дорога ли придумка?
При виде обычной блестящей металлической пластины царь только головой покачал.
— Вроде бы и недорого… обдумать надо.
Алексей сразу нахмурился. Что это такое — обдумать он уже знал. Считай, представить на рассмотрение боярской думе, а там и получше проекты потонут без следа. Им-то невыгодно, если своровать не получается! Но и ругаться не стал.
— Батюшка, письмо у меня. Донской казак Степан Разин челом тебе бьет.
— И чего он желает?
— Пишет он, что брата его сказнили смертью лютой — невиновного.
— Вот как? И кто?
— воевода твой. Юрий Долгоруков…
— Юрия я знаю, сыне. Просто так никого он не казнил бы…
— а он и не просто так, батюшка. Позволишь ли рассказать, что мне ведомо?
— Позволю, сыне. Только не здесь и не сейчас…
Алексей Алексеевич кивнул — мол, подожду. А царь с умилением поглядел на белобрысую макушку сына.
Умница растет.
Наследник…
Государь всея земли православной.
Разговор с отцом вышел у Алексея нелегким. Хоть и были рядом Софья, Анна и Татьяна, последнее время начавшая симпатизировать казакам, но основная нагрузка упала на плечи мальчишки.
Вечером, поздно, когда удалились все остальные, когда Лёшка посмотрел на отца и попросил разрешения тетушкам да сестренке остаться — мол, у меня от них секретов нет, Алексей Михайлович кивнул — и пригласил ребенка в свой кабинет.
Красивый, весь в золоте… Лёшка не мог не оценить, насколько у него удобнее.
Золота нет, так
Зато у него все просто, полки вдоль стен, на них свитки и книги, все по делу, ничего лишнего нет, но нет и ненужного. Стол только великоват, но это на вырост.
— Когда-нибудь все твое будет, сынок…, — неправильно понял интерес сына Тишайший.
— Тятенька, проживи еще сто лет! — тут же отреагировал мальчишка. — Чем позже я шапку Мономахову надену, тем больше поживу спокойно.
Тишайший только усмехнулся. Не без того, ой, не без того…
— Умен ты, сынок, не по годам. В Кремль обратно не хочешь?
— Нет, батюшка. Здесь уж ты бояр гоняй, а я у себя в школе буду тебе помощников растить.
— Мне ли? А то и себе?
— Земле православной, государь. Ей, родине — матушке и только ей. А то ведь кого ни возьми, никто Руси не служит, всяк себе урвать пытается. Дедушка мой, Милославский, сколько раз бит был, народом ненавидим, а все хапает, словно на тот свет с собой унести собрался.
— Да — а, сынок, мне бы в твои годы так рассуждать. А об Илье ты зря так, он человек полезный…
Чего стоило Алексею проглотить ехидное 'Не все то полезно, что в душу полезло' — только он знал. Но проглотил и невинно улыбнулся.
— Тятенька, ты бы передал ему, что ежели хочет он что узнать, так пусть у меня и спрашивает, а не подсылов шлет?
— А шлет?
— А то как же, тятенька. Пытается понять, где с моей школы себе кусок урвать можно.
— и где же?
— Ему пока то неведомо.
— Умен ты, Алёшка, умен. Женить тебя скоро будем, вот что…
Алексей на минуту даже опешил от такого предложения, хотел возразить, но потом вспомнил Софью. Лучшее, что он мог сейчас сделать…
— Это дело важное, тятенька, все обдумать надо. Ты ведь со мной посоветуешься, как время придет?
Алексей Михайлович только головой покачал.
— Как же иначе, сынок. Тебе жить, но тебе и государством править. Так что выбирать будем…
Алешка улыбнулся отцу — и перешел к делу.
— Батюшка, так что мне казакам ответить?
— Скажи, что несправедливых решений Долгоруков не принимает. Ежели решил казнить, значит, за дело.
Челобитная так и осталась лежать.
— Батюшка, а ежели невиновны казаки? И то мне доподлинно известно?
Тишайший нахмурился.
— Алешенька, меня эти холопы не волнуют. Мне бы с войной этой разобраться, а ты мне про такие глупости. Да пока Юрий мне сражения выигрывает — пусть хоть всех их перевешает, слова не скажу.
Алексей покосился на Софью. Именно это сестренка ему и предсказала, почти дословно. И ведь был, был разговор с отцом, но тогда предварительно, а сейчас все было сказано открытым текстом… ой, плохо.