Сестрёнка Месть
Шрифт:
Я переключал камеру, чтобы не видеть этот групповой разврат.
Но больше и быстрее всех изменилась Генриетта Аврорина.
Она игнорировала все мои приказы, отданные по громкой связи. Сменив комбинезон на прозрачную куртку из полиэтилена, покрасила волосы в розово-синий цвет. В таком виде явилась в трюм и заняла место среди «скота». Ей тут же дали бутылку, поднесли зеркальце с дорожкой пудры, а какой-то скот в одежде выживанца шлёпнул её по заду. В ответ Генриетта начала с ним целоваться.
Спустя три часа я не выдержал.
– Генриетта, – тряс я её. – Я вынужден вынести дисциплинарное взыскание. Вы пропустили вахту, вы не помогаете Льву Николаевичу в моторных отсеках, вы…
– А-а-а, – пробормотала она, – мой капитанчик, милый мальчик, – потрепала меня за щёку и поцеловала: – Не стесняйся. Я же знаю, как ты меня смотришь. Раздеваешь глазами…
– В этом наряде вы и так раздетая.
– Выйди за рамки приличий, навязанных тоталитарным социумом и лживой религией, – заявила Генриетта. – Творчество великого Мирона кричит об этом, но ты слишком глух, чтобы слышать.
Я чуть не расплакался. Это я-то глух? Да я все песни Мирона наизусть знаю.
– Вы вынуждаете уволить вас, – сказал я Генриетте.
– Пф, я сама увольняюсь.
Оттолкнув меня, Генриетта повалилась обратно.
Потрясённый её переменой, я вернулся в рубку. По дороге задержался перед каютой великого шансонье. Тишина за дверью прерывалась треньканьем на гитаре. Так как шансонье прописал в договоре, чтобы я не смел его беспокоить до прибытия в пункт назначения, то не осмелился постучать. Платил великий шансонье великую сумму, равную полумесячному погрузплану.
Стало ясно, почему на объявление о том, что великий музыкант хочет нанять аэронеф для путешествия в Санитарный Домен, никто не откликнулся. Все знали, во что превратит судно стадо Мирона Матьё. На это объявление могли клюнуть только малолетние олухи – я и Димон. Но я ведь капитан! Я должен был разузнать о клиенте детали. Но великое имя великого артиста, чьи песни спасали меня в самые трудные минуты жизни, затмило мой разум. А теперь разгульная жизнь в свите великого шансонье затмила разумы моей команды.
Если бы не Прохор Фекан, то не знаю, как справился бы с управлением. Казалось, вернулись те времена, когда я и Лев Николаевич вдвоём водили судно, пока папаша тратил наши доходы в казино Мизура. Прохор молча рулил, молча отработал свою вахту. Но на просьбу заместить Димона ответил: «Это не моя должностная обязанность» и ушёл спать.
Я остался в рубке на двойную вахту.
Вчера Лев Николаевич на все лады склонял Мирона Матьё:
– Мирон Мотня, тьфу-ты ну-ты, голос писклявого поколения.
– Урод Шмотьё, одноглазый змей, тьфу-ты.
– Мурлон Мудье, растуды его туды.
Но сегодня я увидел хрыча на камерах «скотобазы», как он сам прозвал трюм с грузом из поклонников Мирона Матьё. Бортмеханик подошёл к спящему на полу Димону, пихнул его носком ботинка.
Затем сел на пол и приложился к банке алкоситро. Кажется, пучина разврата, окружающая шансон-звезду, утянула и хрыча.
На приборной панели запищала рация:
– Аэронеф «Сестрёнка Месть», это диспетчерская авиадрома Колле триста два, вы отклонились от трассы.
Прежде чем ответить, я посмотрел в лобовое стекло. Внизу расстилались воды озера Олле-Коль, впереди, в солнечном мареве, мерцал Санитарный Домен. Форсажные движки работали во всю силу. Я сам не верил, что мы пересекли Империю за несколько дней!
– Диспетчерская, говорит капитан Борис Муссенар, аэронеф «Сестрёнка Месть». Направляемся к посту экоконтроля, для дальнейшего следования в Санитарный Домен.
Диспетчер помедлил и вдруг сменил официальный тон:
– Это у вас Мирон Матьё на борту?
– Да.
– С ума сойти! Вот же повезло вам! Что он делает?
– Сидит в каюте.
– Какой талантливый человек! Ладно. Счастливого пути. Вы застрахованы?
– Что вы имеете в виду? – встревожился я.
– Тебе сколько лет, капитанчик?
– Какая разница?
– Ха-ха. Ладно, отбой. Не переживай за экоконтроль. У вас уже есть разрешение Жандармерии на проход в Домен, удачи… несчастный капитан.
– Дисп… Диспетчерская! Приём, что вы имели в виду?
5
Обычному гражданину нечего делать в Санитарном Домене. Он от того и назван так, что отделял Неудобь от жилых земель. Был буферной зоной на случай внезапного расширения Неудоби.
Эти территории населяли беглые преступники, маньяки и прочий сброд, который издревле назывался «выживанцами».
Когда у Империи не было войны с Ханаатом, или когда ни одно независимое город-государство не пыталось увильнуть от выплаты дани, или когда вечно мятежная Нагорная Монтань не поднимала вопрос о независимости, словом, когда выяснялось, что не произошло ничего особенного, тогда пресса вспоминала про выживанцев. Репортёры призывали Жандармерию «выжечь калёной саблей этот рассадник грязи». Гневно вопрошали, «куда уходят миллионные бюджеты на борьбу с чёрной пудрой, если её можно купить в любой подворотне?»
Про выживанцев и их нравы публиковались страшные истории. Про то, как они пожирали сырых брюхоногов, чьё мясо так отравлено, что одно прикосновение к нему вызывало ожоги. Или что выживанцы изобрели некую зелёную пудру, которая за несколько дорожек убивала человека.
Я не разбирался в выживанцах, но даже я видел несостыковку. Пресса рисовала выживанцев тупоголовым сбродом, которые при этом способны производить сложное химическое соединение, каким является даже обычная пудра из кабаре. Не говоря уже о запрещённой чёрной или о мифической зелёной.