Сестренки
Шрифт:
Свинец расплавился. Теперь на горячую поверхность металла алхимик бросает горстку порошка, тщательно перемешивает. Тридцать оборотов мешалкой достаточно. Небольшую стальную форму он ставит на подоконнике, подложив терракотовую плитку. Выливает туда из банки желтый металл. Форму хватает клещами, погружает в кастрюле с водой. Шипение и клубы пара. Через полчаса брусок можно будет вынуть. Выглядит она замечательно, со клеймом швейцарского Credit Bank Suisse и информацией по массе — 1 килограмм.
Алхимик кладет брусок на весы. Килограмм и пятнадцать граммов. Точно попасть никак не удается… Но и сердиться явно не станут, если драгоценного металла будет на чуточку больше. Что еще? Настоящие золотые бруски имеют выбитый номер. Никаких проблем! Из того же чемоданчика Сендзивой достает штамп и молоток… Произвести золото не штука. А вот заменить его на наличные деньги — тут сложностей не оберешься. В XVII и XVIII веках он бил голландские дукаты. Тогда за это грозила веревка. Рисковал, но у его монет проба была даже лучше, чем у настоящих, так что никто его не подловил… А вот интересно, чтобы с ним сделали современные швейцарцы?
Десять вечера. Моника давно уже испарилась, жарарака стучит головой по крышке ведерка. Катаржина потягивается.
— Хочу немного пройтись, — говорит она. — Со змеюкой на поводке, то есть — в коробке.
— Зоопарк закрыт, — замечает Станислава.
— Ну да, только я тут подумала занести эту гадость в школу и положить на место…
— Думаешь, что это Секлюцкий?
— Возможно… Не нравится что-то мне этот тип. В препараторской его кабинета есть несколько террариумов со змеями. Думаю, стоит проверить, а пуст ли какой-нибудь из них случаем.
— Но ведь школа закрыта.
Кузина показывает ей пучок ключей. Обе они выходят в холод и сырость октябрьской ночи. В подобную погоду жулье зарывается в малинах, не высовывая носа за порог. Школа стоит темная, по стенам стекает вода. Двери подключены к системе тревоги, но Катаржина давным-давно знает коды. Она захлопывает тяжелое дубовое крыло, зажигает свет: если кто-нибудь снаружи заметит отсвет фонарика, может сообщить в полицию. А теперь в учительскую за ключами к биологическому кабинету и мастерским.
Препараторская кабинета биологии приветствовала их кислым запахом аммиака [98] , вонью змеиных экскрементов…
— Ты погляди, какая неплохая коллекция, — качает головой Станислава, глядя на солидный стальной стеллаж.
Полки высятся от пола до потолка. Аквариумы с рыбками, террариумы с ящерицами; змей около полутора десятков. Наибольшее впечатление вызывает двухметровый питон. Увидав женщин, он поднимает плоскую голову и высовывает раздвоенный язык.
98
Это что же, пан Автор и аммиака никогда не нюхал? — Прим. перевод.
— Не высовывай язык, а не то свинья нассыт, — бурчит себе под нос Катаржина и, не замечая осуждающего взгляда кузины, осматривается по помещению. Во всех аквариумах-террариумах полно зверья, ни один из них не стоит пустым.
— Холера, похоже, это не его работа, — вздыхает младшая.
— Так что делаем с нашей лапочкой?
Кузина высмотрела крупную банку с продырявленной крышкой. Наверное, чтобы держать там насекомых.
— Ладно, до утра как-нибудь перемучается.
Она спокойно вытряхивает ядовитого гада на столешницу; быстро, пока тот не сориентировался, прижала ему голову веткой с раздвоенным концом. Станислава хватает жарараку за шею возле головы и сует в банку.
— Поглядим на реакцию пана профессора, — говорит она. — Удивится или не удивится… Так или иначе, это заставит его немного подумать, виновен он или нет. Как ты на то, чтобы тут немного оглядеться?
— Шикарная идея.
Первый шкаф заполнен препаратами в банках. Ничего интересного, какие-то жуки. Во втором — восьмилитровая бутыль с молочно-белым содержимым.
— О… — смеется Станислава. — Бражки поставил, самогон гнать собрался…
Кузина освещает содержимое, качает головой.
— Это не самогон, а питательная среда для каких-то бактериальных культур, любопытно…
— Ладно, нечего нам здесь делать. Пошли отсюда…
На дворе их приветствует дождь. Похолодало, пар от дыхания четко заметен в темноте.
— Одно меня беспокоит, — вздыхает Станислава. — К нам кто-то что-то имеет и знает, где мы живем…
— Угу… — Ее младшая кузина проверяет, удобно ли в кармане устроился чеченский револьвер. Она давно не стреляла… Но надеется, что умение никуда не ушло.
Княжна Моника просыпается в своем шалаше. Глядит на экран мобилки. Шесть утра. Снаружи, после дождя, все мокро. Внутри сухо и тепло. Матрас, две бараньи шкуры, спальный мешок. В печке догорает жар. Одежду девушка развесила на забитых в стену гвоздях. В воздухе пахнет дымом. Большинство людей посчитало бы подобные условия крайне примитивными. Но ей тут хорошо… Ноутбук на расстоянии вытянутой руки, книжки… Чего еще желать от жизни? Центрального отопления и горячей воды в кране? Зачем? Девушка встает и потягивается так, что трещат суставы. Она любит спать раздетой, тогда лучше контролирует температуру тела. Намного легче выхватить момент, когда необходимо проснуться и подбросить топлива в печь. Моника глядится в зеркало. Она все еще худая, но пара месяцев хорошего питания позволила чуточку восстановить вес. Голодной ходить не любит.
Волосы сделались жирными, необходимо их вымыть. Моника набрасывает халатик и выходит из своего домика. Трава, смоченная ночным дождем, приятно холодит ступни. Ветер со стороны луга холодный, но она привыкла. Люди боятся низких температур, надевают на себя слишком много одежды, а потом результатом одной ночи под голым небом становится воспаление легких. А ведь можно себя закалить. Можно сделать так, чтобы тело стало стойким и крепким. Нужно только хотеть… Камыши и помост. Здесь ее никто не увидит.