Сестренки
Шрифт:
— Плазма? — Катаржина инстинктивно отшатывается назад вместе со стулом.
— Царство Дианы, — шепчет кузина.
Сияние зажигает огоньки в ее радужках. Наконец все пригасает. Глаза тоже темнеют. Масса сереет, зеленеет, через бирюзовый переходит в темно-синий цвет. Затем постепенно она же делается фиолетовой, пурпурной и — наконец — красноватой. Царство Венеры. Осталось еще два. Вновь появляются испарения вишневого оттенка, наступает господство Марса; по поверхности жидкости бегут радужные пятна — алхимики
— Конец, — говорит Сендзивой, закрывая дымовой выход печи. А теперь пускай стынет.
Дождь перестал, поэтому хозяин открывает окно, запуская сырой и прохладный осенний ветер. Дуновение воздуха кружит возле алхимической печи. Все переходят в дальние комнаты. Два часа ночи. А ведь завтра рано вставать…
Катаржина стоит в окне чердачного помещения, глядя на Луну, неспешно заходящую над крышами Старего Мяста. Начало пятого. Осень, воздух прозрачный и холодный. Лишь между деревьями Плянтов снует влажный туман, как будто бы давным-давно засыпанные крепостные рвы выделяют остатки воды. Где-то далеко звенит первый трамвай. Странно, что так рано, они ведь начинают движение около пяти. Может это техники после ремонта? По мостовой стучат каблуки первых прохожих. После длившегося чуть ли не всю ночь дождя похолодало, но здесь, на чердаке, тепло и уютно.
Княжна Моника Степанкович дремлет, свернувшись в клубочек на широкой лежанке у камина. Накрылась только легким пледом, под одеялом ей душно… Спит она неспокойно, каждые минут десять просыпается и глядит в огонь. Древний инстинкт, типичный для людей, привыкших сторожить костер — а не нужно ли подложить дровишек… Станислава, занимающая вторую половину топчана, спит как убитая под толстым стеганным одеялом.
Катаржина втискивается между ними, натягивает на себя овечью шкуру. Принцесса сбоку греет словно небольшая печка. И кто это придумал, будто бы вампиры холодны? А вот кузина немного костлява. Пора спать, вздремнуть хотя бы эти три часика. Утро понедельника неумолимо близится…
Из соседней комнаты доносится ритмичный стук. Алхимик что-то печатает, его пальцы выбивают тихую дробь на клавиатуре ноутбука… Пару минут назад он раскрутил остывшее яйцо. Внутри, между золой и выкаленным шлаком он обнаружил грамм двадцать грубого, красноватого порошка, который, если бы не цвет, очень походил на сахар. Сендзивой пересыпал его на зеркальце и, словно готовящий дорожку наркоман, разделил лезвием бритвы на четыре одинаковые порции. Одну часть отошлет в Варшаву, остальным они поделятся. Монике тоже немного даст, а вдруг когда-то ей понадобится золото. Сейчас же он улыбается собственным мыслям, переливая остатки вина в высокий, узкий бокал.
Когда в чердачное помещение проникает
Сендзивой, смакуя легкое грузинское вино, глядит на будущее с радостью и надеждой, ибо, подобно как и три спящие рядом девушки, он прекрасно знает, что жизнь — это праздник.
От переводчика
Ну вот и завершен очередной перевод. Буду ли делать еще две книжки? Скорее всего, нет… Это подарок ко дню рождения, милое, необязательное чтиво, и ничего более. Кстати, рассказ, из которого появилась повесть, я переводил с большим настроением. Тогда, — можете спросить вы, потенциальные читатели этого перевода, — зачем столько примечаний, столько язвительности в тех же примечаниях, отсылок к «пану Автору»? Чем он мне не угодил? Или «дедушка у меня Студебеккер» © Почти цитата из Ильфа и Петрова.
Да нет. Анджей Пилипюк в чем-то мне даже симпатичен, хотя сам о себе он отзывается (даже на страницах этой книги) вполне критично: «графоман». Как я отмечал выше, это всего лишь чтиво, правда, на голову повыше той дешевки, которая залила книжные рынки Польши, России и Украины. Но здесь же видны болезни авторов массовой литературы, которым иногда лень залезть в энциклопедии, в тот же Нэт. Над душой стоит издатель, который командует: «Цигель, цигель, ай-лю-лю». Надо писать много и дешево, иначе мало чего получишь. Зато подколки в адрес «большого брата» вполне приветствуются. А выдумки относительно иридия в Эфиопии или национальной кухни… Да кто их там заметит?… Кому нужны думающие, серьезные книги? Горстке высоколобых придурков? Гораздо лучше (и выгоднее) производить и печатать «чтиво»… Потому в Украине не станут переводить и публиковать Яцека Дукая (хотя его звездный час, похоже, уже позади), зато первый томик рассказов Пилипюка про Якуба Вендровича, о котором в переводе упоминалось, похоже, уже вышел в свет.
Ладно, не будем о грустном. Впереди столько замечательных книг (и переводов). Иногда же можно (и нужно) расслабиться, хотя бы с «Сестренками»… Если же вы почувствовали хоть чуточку уважения и любви к старинному, но прекрасному Кракову — моя задача выполнена.
С уважением, переводчик,
Марченко Владимир Борисович
22 августа 2014 г.