Сестры-соперницы

Карр Филиппа

Я не могла прочитать его мысли по глазам. Он был не из тех людей, у которых все написано на лице, поэтому мне трудно было понять, какое впечатление я произвела на него. А я сама все еще была ошеломлена своими ощущениями.

Я наблюдала за тем, как его пальцы охватывают бокал — длинные пальцы, как у музыканта, ухоженные и в то же время сильные, не похожие на пальцы солдата. Я заметила на них золотящиеся волоски, и мне тут же захотелось их потрогать.

— Да, — сказала я, — разница огромная. Моя болезнь оставила неизгладимые следы.

Он

не стал убеждать меня в том, что оспины вовсе не заметны. Я поняла, что он — прямой человек, не привыкший лгать.

Он просто сказал:

— Вам посчастливилось выжить.

— За мной прекрасно ухаживали. Мать твердо решила, что не даст мне умереть, и ей помогала моя служанка.

— Анжелет рассказывала мне об этом.

— Она, наверное, вообще многое рассказала обо мне.

Я вдруг задумалась о том, какой я представляюсь Анжелет, насколько хорошо она меня знает. Я ее знала, кажется, вдоль и поперек. А знала ли она меня? Нет, пожалуй, Анжелет никогда не сможет проникнуть в тайные намерения окружающих. Все ей видится в черных и белых красках, все она воспринимает в категориях «хорошо — плохо». Хотелось бы мне знать, любит ли она своего генерала? Я попыталась представить их вместе в постели.

— Она рассказала мне о вашей болезни и о том, каким образом вы заразились.

Я подумала: она создала героический образ. Интересно, он тоже считает меня героиней? Если так, то это ненадолго. Я чувствовала, что такого человека, как он, трудно ввести в заблуждение.

— Я очень рад тому, что вы решили приехать. Анжелет чувствует себя несколько подавленно.

— Да, в связи с этим выкидышем. Ей было плохо?

— Не слишком. Но она, конечно, страшно расстроилась.

— Видимо, как и вы.

— Она вскоре оправится. Сейчас мы ведем очень умеренный образ жизни. Мне пришлось по службе; совершить поездку на север. Нынешние времена весьма , беспокойны.

Я знала это. Я всегда интересовалась политикой больше, чем Анжелет.

— Да, я понимаю, что в стране есть круги, выражающие недовольство тем, как развиваются события в последнее время.

— В данный момент более всего беспокоит Шотландия.

Я порадовалась тому, что за время болезни довольно много читала.

— А вы считаете, что король не прав, так настаивая на введении этих новых молитвенников?

— Король есть король, — ответил он. — Он правит страной, и долг подданных — повиноваться ему.

— Мне кажется странным, — заметила я, — что беспорядки происходят в краю, где вырос отец короля.

— Стюарты — шотландцы, и поэтому существуют англичане, которые недолюбливают их. А шотландцы жалуются на то, что король стал совсем англичанином. Они подогревают беспорядки, а у нас нет достаточного количества денег, чтобы снарядить армию, которая нужна для наведения порядка в Шотландии.

— И все это, конечно, доставляет вам массу забот и, я не сомневаюсь, вынуждает вас часто покидать дом.

— Ну конечно, солдат должен быть всегда готов к тому, чтобы оставить свой дом.

— Раздоры на религиозной почве вызывают у меня сожаление.

— Многие войны в истории человечества начинались именно по этой причине.

Я старалась вести интеллектуальный разговор о судьбах страны, и в определенной степени мне это удавалось, поскольку я предусмотрительно предоставляла ему полную возможность произносить монологи. В это время я слушала его. Он не был человеком, созданным для светских бесед, однако вскоре я уже выслушивала его описания военных кампаний в Испании и Франции, причем проявляла к рассказам самый живой интерес — не потому, что мне были интересны подробности битв, а просто, слушая их, я узнавала о нем все больше.

Мы беседовали около часа, а точнее, он говорил, а я слушала; я была уверена в том, что произвела на него впечатление, и он, похоже, сам был этим удивлен.

Он сказал:

— Просто удивительно, как вы осведомлены в этих вопросах. Такие женщины — редкость.

— Осведомленной я стала лишь сегодня вечером, — ответила я, имея в виду осведомленность не только в вопросах французской и испанской кампаний.

— Я прибыл сюда, — сказал он, — чтобы встретить вас и завтра проводить в Фар-Фламстед. Конечно, я и предположить не мог, что мне предстоит столь интересный вечер. Он доставил мне истинное удовольствие.

— Это оттого, что я так напоминаю вашу жену, — Нет, — сказал он, — я нахожу, что вы очень отличаетесь друг от друга. Единственное сходство у вас — внешность.

— И в этом нас легко различить… теперь, — сказала я, коснувшись оспины на щеке.

— Это ваши почетные боевые шрамы, — сказал он. — Вы должны носить их с гордостью.

— А что еще мне остается делать? Он вдруг наклонился ко мне и сказал:

— Позвольте открыть вам секрет. Они придают вам особую пикантность. Я очень рад тому, что вы решили навестить нас, и надеюсь, что ваш визит окажется продолжительным.

— Вам следует воздержаться от выводов, пока вы не узнаете меня получше. Иногда гость оказывается весьма утомительным.

— Сестра моей жены не является для меня гостьей. Она — член нашей семьи, и ей всегда будут рады в доме, в котором она может оставаться столько, сколько сочтет нужным.

— Это необдуманное заявление, генерал, а вы не из тех людей, которые совершают необдуманные поступки.

— Откуда вы знаете? Мы только что познакомились.

— Но это не обычное знакомство.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Думаю, что мои глаза излучали тепло. Его глаза были холодны. Для него я была всего лишь сестрой его жены, которая, к его радости, оказалась неглупой. Полагаю, с его скромностью он не мог пойти дальше. Но это было не все. Нет. Возможно, я во многом была осведомлена лучше, чем он, несмотря на разницу в возрасте. Иногда мне кажется, что некоторые женщины вроде меня рождаются, уже обладая знаниями об отношениях между людьми разного пола. Я чувствовала что где-то под этой ледяной поверхностью таится страсть.