Сестры. Мечты сбываются
Шрифт:
Артур, взяв автомат, направился к «паджеро».
– Там у джипа баба, – бросил вслед Алик. – Наташкина родня.
– Понял, – ответил Артур.
Алик с Мишей уже садились в машину.
Дина кричала и возмущалась так, что Света вышла из дома посмотреть, что произошло. Старик сидел нахохлившись, а довольная Дина, разоблачив его и настояв на своем, старательно записывала тройку, высунув язык. За домом залаял пес, и Света заглянула за угол.
Спросонок она не поняла, что произошло. Просто увидела приближавшийся паром. Двое тянули веревки, двое просто стояли. Один пускал сигаретный дым. Света узнавала их медленно, как во сне,
– Опять они, – сказала Света, и Дина все поняла по ее глазам.
– Сейфуллин! – крикнула Дина. – Бандиты!
Тот, похоже, уже и сам что-то понял, потому что раздался шум, из сарая посыпались корзины и удочки, старик вылетел из-за дома со старой берданкой, громко ругаясь по-татарски.
«Вот тебе и Александр Палыч, – успела подумать Света. – Вот тебе и милиция!»
Секунду она стояла в ступоре, потом схватила Дину и потащила ее к сараю. Краем глаза она видела, как Сейфуллин, громко причитая и сбивая на ходу горшки и корзины, бежит к берегу, пытаясь зарядить ружье. Но патроны рассыпались по траве, и он принялся их собирать. У людей на пароме проступили лица, и выражение у всех было одинаковое. Деревянно-безучастное, страшней которого нет. Они сливались в одно.
Света с Диной взялись за руки, прижались к стене сарая и стояли, окаменев. Старику, наконец, удалось вставить патроны. Он залег у изгороди, прицелился и с отчаянным криком: «Аллах Акбар!» выстрелил. Грянул выстрел дуплетом, отдачей щуплого мужичка отшвырнуло метра на полтора. Он понесся обратно, попытался перезарядить, но руки его дрожали. Тогда он швырнул ружье и с криком: «Убегай, убегай!» метнулся в кусты.
Убегать было некуда. Метрах в десяти за домом, за кустами, был брод, но девочки об этом не знали. Ни Александр Палыч, ни тем более Сейфуллин, которому было поручено их сторожить, им об этом не сообщили. Они видели, как тот рванул в кусты, и сразу раздался выстрел. За кустами плеснула вода и все стихло. Паром уже был у самого берега, а причесанный, изображая удивление, заглядывал в дуло своего пистолета.
Света бросилась вперед, схватила ружье, несколько патронов, валявшихся рядом, и затащила Дину внутрь сарая. Они забрались как можно глубже, но все-таки так, чтобы быть напротив двери. Одной рукой Света прижимала к себе Дину, другой держала ружье, пристроив его на какой-то перегородке. Дина тихо плакала, глотая слезы.
– Свет, – спросила она, – теперь-то они нас точно убьют?
– Еще увидим, – ответила Света.
Она сжала приклад так, что пальцы побелели. Потом поняла, что не может целиться, потому что мешают слезы. Она вытерла их рукавом и нацелилась на дверь. Дверь была вся в щелях, сквозь нее пробивалось солнце. Еще совсем недавно Дина с Сейфуллиным играли в кости, а теперь он валяется в кустах.
Они ждали. Слух вдруг страшно обострился. Форшмак залился лаем, раздался выстрел, пес взвизгнул и смолк. Потом выстрелы защелкали подряд, кто-то вскрикнул, тяжело пробежал мимо сарая и свалился. Послышался хриплый стон и смолк. Потом снова раздались выстрелы. Шесть, девять, считала Света. В кого они стреляют? Никого же нет.
Потом все стихло. Стали слышны шаги: кто-то подходил к сараю. Руки у Светы стали каменными. Дверь со скрипом открылась, в нее потоком хлынул свет, и на фоне этого света возник силуэт. На секунду их ослепило, а Дина начала выворачиваться из-под Светиной руки и сбила ствол на сторону. Света хотела поправить, но Дина закричала во весь голос: «Папа!» – и бросилась к силуэту в дверном
Алик подхватил ее на руки, Света уронила ружье, села на землю и заплакала.
На дворе было тихо и пусто. Алик нес Дину на руках, прижав к плечу голову, так, чтобы она не увидела ни мертвого пса, ни Сейфуллина, ни остальных. Света шла сзади и видела всех: и «яичного желтка», сидевшего под березой с завернутой набок головой, и причесанного, упавшего в воду лицом, и психа с нервным тиком, валявшегося возле изгороди, и рыжего пса по кличке Форшмак, который так приглянулся Дине, и Сейфуллина. Кругом была полная тишина, только хлюпала вода под ногами, доходя до колен. Они переходили реку вброд.
Выбравшись из мертвого царства, они сели в машину. Все молчали, только Дина продолжала всхлипывать. Дядя Миша подмигнул Свете в зеркале, но она не улыбнулась, а тихо спросила Алика:
– А где милиционер? Александр Палыч?
– Я потом тебе скажу, Свет, – ушел от ответа Алик.
– Это он нас выдал?
– Нет, – произнес Алик. – Не он.
– Осень ведь уже, – сказал вдруг Миша, отвлекшись от дороги. – Желтое вон все. Так и не заметишь...
Дальше опять ехали молча. Дина неожиданно заснула у Алика на руках. Она не видела, как Артур освободил Зою и, объяснив ей, что и почем, посадил в свою машину, довез до развилки и отпустил на все четыре стороны.
Зоя домой не пошла. Купив по дороге поллитру, она направилась к подруге Ирке, к которой Валера ее не пускал, обзывая ту поблядушкой. Дальше они со Иркой выпили бутылку, потом сходили еще за одной и до утра пили, пели, жаловались друг другу на мужей и детей, пока Иркин муж не заявился со станции и не заорал, что это, мол, за беспредел, бабы пьют, а он как стеклышко. Тогда Зоя попросила разрешения остаться у них переночевать и позвонить Валере, чтоб сказать, что она у них.
Разозленный Валера решил, что он ей еще покажет, где раки зимуют, но наказанье прибережет до субботы, а сегодня был четверг. Проснувшись в чужом доме, Зоя и вправду почти ничего не помнила, что и требовалось. Бывают такие в жизни вещи, с которыми никак иначе поступить нельзя – только забыть. Иначе человеком себя ты чувствовать не будешь, а только скотиной, которую каждый день могут отправить на убой. Подумав об этом, она покосилась на храпящего на диване Иркиного мужа, подошла к нему на цыпочках, вытащила из-за дивана початую поллитру, которую он припрятал, и сделала глоток прямо из горла.
Эпилог
Из квартиры Алика выносили последние вещи. Миша уже сидел за рулем, бестолково суетилась бабушка, Артур перекладывал в багажнике саквояжи, стараясь сэкономить место.
Дина, стоя на кухне в новой шляпке и новом пальто, перебирала в сумочке свои сокровища: помаду из дома мертвеца, две фотографии из альбома Сейфуллина, металлическое колечко, которое дал поносить цыган, а отобрать не успел, отнял только ленту.
Наташа в длинном черном пальто, благоухая французским парфюмом, следила, чтобы ничего не забыли и разместили удобно.
– Осторожно там, на этих лыжах, – напутствовала ее мама.
– Ну перестань, мам... Мне не до лыж будет... Надо все покупать: мебель, все... Представляешь?
Наташа нервничала и немного злилась. У мамы после всех переживаний с головой было не в порядке. Она не понимала, а может, по страусиной привычке прятать голову в песок, не хотела понимать, что они уезжают совсем. Что они бегут, а может, остаток жизни будут бегать от тех, кто не простит Алику исчезновения общака. Впрочем, мама этого знать не могла, а намеков не понимала.