Сестры
Шрифт:
Перекинув ногу через Мартена, она оказалась на нем верхом, упираясь коленями в кожаную обивку дивана и все глубже погружая в пышущие жаром трусики его руку. Пот струился с нее ручьем.
Свободной рукой Александра ерошила его волосы, гладила по голове и стонала. Мартену было очень неудобно так сидеть, но он ухитрился левой рукой расстегнуть ремень джинсов, потом кое-как лихорадочно добрался до пуговиц ширинки, вытащил из волос руку Александры и поднес ее к своей вздыбившейся, налившейся плоти. И почувствовал, как она сопротивляется, словно он собирался заставить ее прикоснуться к электроплитке. А потом Александра вся раскрылась, и пальцы Мартена глубоко вошли в нее. Он прерывисто вздохнул и снова с
– Перестань!
Она с раздражением отстранилась. А Мартен, чтобы успокоить ее, вытащил пальцы. В любви жена всегда была эгоисткой, но никогда не бывало, чтобы она так долго вообще к нему не прикасалась. И когда он попытался ей помочь, заведя головку между ее бедер, она резко прижалась к нему, чтобы он смог войти в нее… а еще, чтобы положить конец эксперименту. Единственное, что буквально доводило ее до исступления, были его пальцы или член, проникший в нее. Она просто жаждала проникновения, в любой его форме, жаждала, как амазонка.
Мартен собрался что-то сказать – доведенная до болезненности эрекция постепенно спадала, пальцы пропитались запахом Александры, – но тут вдруг раздался крик. Марго. И этот крик превратился в вопль о помощи: «Папа!» Александра резко выпрямилась, но он опередил ее, встав и обогнув диван.
– Не надо. В последнее время ее беспокоят кошмары. Ничего страшного. Я к ней зайду.
У входа в коридор висело большое зеркало, и Сервас, еще не остывший от страсти и ярости, увидел в нем отражение Александры. Она поставила на столик пустой бокал, вынула из пачки сигарету и подошла к окну, повернувшись к комнате спиной.
«Клас классный», – такое прозвище было у судмедэксперта в отделе. Были и варианты, свидетельствующие о том, что какое-никакое воображение у сыщиков все же имеется: «Клас классический», «Клас, не поддающийся классификации». Если он не стоял в зеленой блузе перед чьим-нибудь трупом, шеф лаборатории патанатомии носил саржевые костюмы прекрасного покроя, рубашки с отогнутыми манжетами, на которых красовались пуговицы фирмы «С. Т. Дюпон», и шелковые итальянские галстуки-бабочки. В зимние холода он надевал шерстяное пальто, а летом – непромокаемый плащ. Все с фирменными этикетками, все очень дорогое.
Сервас и Ко наблюдали, как Клас шествует по тротуару: плащ аккуратно перекинут через руку, в другой руке черный кожаный кейс.
– «Армани», – сказал Ко.
– Что?
– Да это у нас такая игра, традиция такая. Мы заключаем пари насчет марки куртки или костюма. А потом задаем ему вопрос. Кто угадает – проставляется в ресторане.
Сервас вгляделся в подходящего патанатома.
– «Ральф Лоран», – рискнул он.
– А плащ?
– «Бёрбери».
– По меньшей мере.
– Здравствуйте, господа, – на ходу бросил Клас, проходя мимо них ко входу в здание. – Посвящаете молодого человека в ваши дебильные игры, Ковальский? Прошу вас, не заражайте его этими глупостями. У него пока еще относительно интеллигентный для сыщика вид.
– Такая уж у нас традиция, тубиб, – ничуть не смущаясь, шеф группы широко улыбнулся.
– Если б люди хоть немного знали студентов-медиков и их профессоров, никто не пошел бы на такое безумие, как пожертвовать свое тело для науки, – заверил Клас.
Они вошли в правую застекленную дверь, прошли по коридору и оказались в офисе, который принял облик джунглей. Несмотря на ранний час, под застекленной крышей уже становилось жарко. Клас устроил плащ на спинке стула, снял пиджак и повесил его на плечики, сделал блицобход своим растениям, потом открыл один из ящиков и вытащил оттуда большой кассетный магнитофон «Филипс».
– Ну-с, займемся этими юными особами, – сказал он.
Сквозь двустворчатую дверь они вошли в просторный зал, и атмосфера изменилась.
В коридоре Ковальский протянул Мартену мятные пастилки и ароматизированную мазь для ноздрей. Войдя в зал, тот сразу понял, зачем это было нужно. По залу плыл запах свежей крови, смешанный с запахами формальдегида и других химикатов, и все вместе взятое составляло труднопереносимый коктейль.
Войдя в зал и оглядевшись, Сервас удивился, почему совсем не волнуется. Он помнил, что тело отца тоже вскрывали после самоубийства, но Мартена, понятное дело, никто не просил присутствовать при вскрытии.
Клас на минуту вышел, а когда вернулся, на нем был зеленый рабочий халат и двухслойные перчатки, чтобы лучше предохранить руки от ранения скальпелем и возможного заражения, и от него пахло антисептическим мылом. Эксперта сопровождал молодой парень в такой же форме, в очках и хирургической маске. В одной руке он держал планшет с прихваченными зажимом страницами, а в другой – ручку.
Клас поставил магнитофон на край стального стола, перемотал пленку и включил запись.
– Производится вскрытие Алисы Остерман, двадцати лет, и Амбры Остерман, двадцати одного года, – проговорил он. – Приступаем к внешнему осмотру. – Повернулся к присутствующим. – Обычно я должен просто провести два вскрытия. Однако, поскольку мы пытаемся определить не только причину и обстоятельства смерти, но и выявить все сходства и различия двух сестер, то начнем исследование сопутствующим методом. Не скрою от вас, господа, что этот метод гораздо более традиционный и займет больше времени.
Еще несколько минут Клас в деталях уточнял вес, пол, телосложение и тщательнейшим образом осматривал тела – за исключением осмотра голов, чем он занялся позже – в поисках кровоподтеков, ран и давних шрамов. Занес в опись участки синюшности (которую он то ли из педантизма, то ли из стремления к точности назвал livor mortis [5] ), остановившись на их виде и распределении по телу. Каждый раз, когда Клас что-то находил, он делал знак Ковальскому, и тот щелкал «Полароидом». Судебный медик, осторожно пальпируя шею Алисы, удостоверился в ее подвижности.
5
Смертельная бледность (лат.).