Сестры
Шрифт:
Около реки они остановились.
– Иван, что делать – то будем? – Варвара пыталась успокоить плачущую Леночку.
Наташа, напуганная до полусмерти, сидела тихо, забившись в угол коляски.
– Нужно к станции ехать. Как барин хотел, в Петроград девочек отвезти, к Марье Петровне. Только переодеть их надо из барского. Не дай бог, признает кто. Отвяжи вон тот сундучок, поищу одежонку.
– Иван, Варя, смотрите, смотрите, – Наташа со слезами на глазах показывала на видневшееся вдали пламя.
– Господи, – перекрестилась Варвара, – подожгли, ироды. Креста на них нет.
Наташа заплакала.
– Это наш дом горит, да, правда? Там больше ничего не останется? А куда мы будем приезжать летом?
Иван молча снял шапку и осмотрелся вокруг. За рекой полыхало
Октябрь 1917 г. Петроград
Петроград выглядел мрачным и сырым, как никогда. На улицах редкие прохожие спешили под спасительные крыши домов. Особняк Печенкиных, некогда сияющий огнями, был похож на корабль – призрак. В верхнем этаже, под самой крышей, тускло поблескивали светом керосиновой лампы два окна.
– Настенька, в дверь стучат, открой, милая.
Мария Петровна с трудом приподняла голову с подушки. Вот уже несколько дней кашель выматывал ее настолько, что не было сил встать с постели. Ей исполнилось семьдесят шесть лет, но до последних событий она оставалась моложавой и вполне здоровой. То, что происходило в Петербурге, да и во всей стране, никак не укладывалось у нее голове. На прошлой неделе какие – то люди, одетые в солдатские шинели, ворвались к ним, и стали требовать, чтобы Настя с бабушкой освободили дом. Они показывали какие– то бумаги и называли себя новым правительством. Пришлось спешно перебираться в комнаты для прислуги на верхнем этаже. Солдаты не разрешили взять ничего из ценных вещей, только одежду и кое– что из посуды. Все остальное теперь принадлежит государству, так объяснил ей человек в кожаной куртке. От него резко пахло дешевым табаком и потом. Нет, она не показала ему своей слабости, хотя у нее и подогнулись колени. Всю жизнь Мария Петровна прожила в этом доме на Мойке. То, что по любимому дому теперь ходят посторонние люди, по – хозяйски распоряжаясь вещами, принадлежавшими ее семье, сломило ее окончательно. И она слегла, в один момент превратившись в больную пожилую женщину. Только мысль, что она должна позаботиться о внучке, придавало ей сил жить дальше. Еще ее беспокоило, что ничего не слышно о младшеньких, которые оставались в поместье в Беляевке с семьей Кацев. Она была уверена, что погромы докатились и до Оренбурга. Хорошо еще, что Зоя с Тоней успели уехать из страны. Мария Петровна корила себя за то, что не поддержала старшую внучку, когда та уговаривала всех отправиться вместе с ней в Польшу. Но больше всего ее сердце болело за Настю, которая жила с ней с шести лет, когда поступила в балетный класс при Мариинском театре.
– Слышу, бабушка, уже иду.
Настя накинула на плечи вязаную шаль и побежала к двери.
– Бабушка, это Наташа с Леночкой приехали, слава богу, с ними Варя и Иван.
Настя от радости, что она видит сестер живыми, расплакалась.
Наташа, прижавшись к сестре, тихонько всхлипывала. Сил плакать больше не было. Всю дорогу она молила бога, чтобы с Настей и бабушкой ничего не случилось, и дом на Мойке не сожгли также, как их имение.
– А где же Семен Яковлевич?
– Убили его, барышня, прямо на наших глазах, – Иван виновато развел руками.
Настя горестно вздохнула.
Наконец все сняли с себя пропыленную одежду, и вошли в комнату.
– Здравствуйте, барыня, Мария Петровна. Вот, привезли вам девочек, как хотел Семен Яковлевич.
– Здравствуй, Иван. Здравствуй, Варя. Вы все правильно сделали, спасибо вам. А теперь расскажите, что случилось. Настенька, поставь самовар, и, посмотри, что у нас там осталось из съестного.
Весь вечер Настя и бабушка слушали рассказ Ивана и Варвары о том, что пришлось пережить им и девочкам. Наташа и Леночка, утомленные непривычно длинной дорогой, заснули, обнявшись, на Настиной кровати.
– Ну, вот что, мои дорогие. Что случилось, то случилось. Завтра будем думать, что нам делать дальше. А сейчас пора спать.
Мария Петровна протянула Насте маленькие подушки, лежавшие в изголовье ее кровати.
Настя постелила на широкий диван шерстяное покрывало и положила «думки». Они с Варей укрылись Настиной шубой
Утром все проснулись, едва забрезжил рассвет. Завтракать было нечем, все, что было съедобного в доме, съели проголодавшиеся путешественники накануне вечером. Мария Петровна достала из– под подушки резную шкатулку. Слава богу, удалось вынести из спальни хотя бы эти украшения. Их можно попытаться обменять на еду. Конечно, Настенька получает продуктовый паек как служащая, но этих продуктов не хватает и им двоим. Тот комиссар, выселивший их из дома, оказался не таким уж плохим. Во– первых, он разрешил им занять две комнаты в мансарде, а потом предложил Насте работать у него машинисткой. Мария Петровна вздохнула: «Надолго этих побрякушек не хватит. Если Варвара и Иван решат остаться с ними, им придется тоже устраиваться на работу». Она почти не сомневалась, что они не бросят ее и девочек. Но кто знает. К власти пришли те, кто раньше были подневольными. Может быть и Иван с Варварой захотят жить самостоятельно. В любом случае, решать им.
Настя растопила печурку дровами, припасенными с вечера. Можно было бы заварить чай, если бы была заварка. Руки замерзли за ночь, стояла холодная осенняя погода. Варя хлопотала около баулов, привезенных из имения.
– Барышня, у нас от дороги осталось немного хлеба и картошка, – Варя протягивала Насте корзинку, в которой лежало несколько вареных клубней и, завернутый в холстину, кусок хлеба.
– О, да это целое богатство, – весело улыбнулась Настя.
Взяв большое блюдо из столового сервиза саксонского стекла, Настя очистила картофель, порезала мелкими кусочками, покрошила туда же черствый хлеб и залила все это остатками постного масла, которое хранилось в большой бутыли. Посолив это угощение, она разложила его по тарелкам.
– Кушать подано, чем богаты, тем и рады, – она отнесла одну тарелку бабушке.
Варя во все глаза смотрела на барышню.
– Не смотри на нее так, Варвара, а то она зазнается, – шутливо произнесла Мария Петровна, – Настя у нас стала настоящим кулинаром. Видела бы ты, сколько блюд она приготовила из двух вилков капусты, которые заработала несколько дней назад.
Настя рассмеялась. Она вспомнила, как шла домой со службы и не могла придумать, чтобы такое приготовить из полученных кочанов и двух сушеных рыбин. Больше им ничего не дали. Дома, очистив и сварив рыбу, она получила соленый бульон, в котором сварила мелко нарезанную капусту. Выловив часть заправки, она назвала оставшееся блюдо щами. На постном масле поджарила очищенную от костей рыбину, и добавила выуженную из «щей» капусту, гордо определив полученное как жаркое. Бабушка долго смеялась, хотя с аппетитом съела оба произведения кулинарного искусства.
После завтрака Мария Петровна подозвала к себе Ивана и Варвару.
– Вот, что, мои дорогие. Я всю ночь думала, как нам жить дальше. Я не могу приказать вам не бросать меня и девочек в столь нелегкое время. Вам решать, оставаться с нами, или идти своей дорогой. Как видите, предложить мне вам нечего, если вы решите жить с нами, придется ютиться в этих комнатках. В Петербурге голодно, и, чтобы иметь продукты, нужно работать.
Варвара и Иван переглянулись.
– Если вы не прогоните, барыня, мы бы остались с вами. Может пригодимся чем. Да и мужик в доме никогда не лишний, поправить там что, или дров принести, – Иван в смущении теребил свою шапку, – А работать мы привычные, барин был завсегда доволен. Да и Варвара нянька справная, и по дому помочь сможет, что ж барышне – то руки пачкать.
– Нет больше барынь, Иван, – устало произнесла Мария Петровна, – Если вы будете жить с нами, то станете членами нашей семьи, и пустые щи с нами хлебать и сладкие пироги, коль доведется, есть. Согласны?
Варвара и Иван молча кивнули.
– Ну, вот и ладно. Иван, ты иди сегодня на Путиловский завод, может возьмут слесарем, у тебя ведь «золотые» руки. Думаю, что твоих и Настиных заработков нам на первое время хватит. А Варвара поможет с девочками. Ленуся совсем маленькая, а я, как видите, и вовсе не работник. Вечером мы сядем и посмотрим, что у нас есть из того, что мы можем оставить на «черный день».