Сестры
Шрифт:
Женя не торопясь вышла на черный ход. Лида си дела на крыльце.
— Где ты пропадала? — спросила она вскакивая. — Я ждала, ждала, прямо изжарилась! Ну, пошли.
Женя, ничего не отвечая, пошла за ней. Солнце беспощадно палило, асфальт размяк, и идти по нему было неловко, пятки так и вязли, словно в зыбком лесном мху.
Возле ворот Женя остановилась:
— Я потом… ты не сердись… Я сейчас ухожу.
— Что ты выдумала? Как это «ухожу»?
— Мне Тамара Петровна разрешила.
Лида схватила Женю за рукав:
— Да куда ты? Что такое?
— Есть одно важное дело, — серьезно сказала Женя и, не оглядываясь, торопливо вышла за ворота.
Лида с удивлением посмотрела ей вслед, пожала плечами, повернулась и пошла в сад.
Глава пятнадцатая. На почтамте
Женя медленно шла по бульвару. «Неужели я в Москве?..» — думала она. Как часто еще там, в Партизанском крае, отрезанном от Большой земли, мечтала она о Москве. К ним, в маленький отряд, укрытый в глухом лесу, радио доносило голос Москвы. Это был голос Родины, голос Сталина:
«…наши отважные партизаны и партизанки!..»
Великий вождь говорил с ними сквозь огонь и грохот сражений, через залитые кровью поля и города.
«Приказываю:
…Шире раздуть пламя партизанской борьбы в тылу врага…»
Эти идущие из Москвы сталинские слова Женя запомнила на всю жизнь. Это был голос отца, который ободряет своих любимых сынов и ведет их к победе.
Сталин всегда был с ними! А Москва?.. Другого такого города нет на свете! Пусть до нее хоть сотни, хоть тысячи километров, а она все равно родная и близкая!
Теперь Женя тоже москвичка и живет в городе, где живет сам Сталин, где над древними башнями Кремля днем и ночью светят звезды…
Женю обогнал старик. Он нес на толстой палке связку розовых воздушных шаров, похожих на гигантскую гроздь диковинного винограда.
Ветром шары отнесло в сторону, и они зашуршали над самой головой Жени.
День был солнечный, жаркий, и улица казалась какой-то особенно нарядной. В толпе то и дело мелькали белые костюмы, легкие белые платья.
На углу лоточница отвешивала мальчику желтую словно вылепленную из воска, блестящую черешню. Рядом с черешней краснела огромная душистая клубника «виктория».
Вот и почтамт. Женя толкнула тяжелую дверь и вошла в огромный зал. После яркого солнечного света он казался мрачным, темным и холодным. Стеклянная крыша его была замазана краской — замаскирована еще во время войны. В полумраке тонули два этажа широких балконов, точно на улице.
Возле двери стоял почтовый ящик. Но какой! Точно шкаф. Женя нерешительно достала из кармана бумажный треугольник письмо дяде Саше. Ей было как-то даже неловко опускать свое маленькое письмо в этот железный шкаф. Она оглянулась. Но на нее никто не обращал внимания. Посетителей в зале почти не было. Только справа у самого входа за огромным столом сидели люди и торопливо писали.
Через весь зал тянулись ряды стеклянных перегородок. В каждой перегородке было столько окошек, что и не сосчитать! Женя растерялась — к какому подойти?
Около одного из окон она увидела выставленные под стеклом почтовые марки, конверты и карточку — как раз такую, какие ей нужны!
За окошком сидела девушка в белом платье.
Женя приподнялась на цыпочки, положила локти на полированную полку перед окном и робко сказала:
— Дайте мне карточки. Вот такие, с адресами.
— Сколько тебе? — Девушка продолжала раскладывать на столе пачки конвертов.
Женя откашлялась и сказала:
— Да мне бы хоть сотню…
Все эти дни Женя думала о том, как бы достать адресные карточки, о которых она узнала во время своего злополучного похода в Ботанический. В открытках напечатано: «Гр….. проживает по ул….. в доме №….» И Жене ясно представилось: вот Зине приносят такую открытку. Зина узнает про Женю, а Женя узнает про Зину… Надо скорее разослать такие открытки по всем городам!..
И изменившимся от волнения голосом Женя повторила:
— Мне бы сотню… Да только у меня денег мало.
Она вынула из кармана четыре трехрублевки и подала в окошко.
— Вот что придумала — сотню! — Девушка подняла голову. — Я тебе одну дам, и хватит.
— Нет, не хватит — мне очень много нужно!
Девушка поднялась со стула, высунула кудрявую голову в окошко и с любопытством посмотрела на Женю:
— Что-то ты мудришь, девочка. Забирай-ка свои финансы и уходи. — Она придвинула деньги к Жене. — Приходи со старшими. Кого ты искать-то собралась?
— Как «уходи»! — Женя в отчаянии смяла деньги. Вот они тут, за стеклом, открытки, которые помогут ей найти Зину! Был бы здесь сейчас дядя Саша… Но он далеко, и теперь никого у нее не осталось. — Дайте мне карточки!
— Куда тебе сто штук? — строго сказала девушка. — Тогда пусть твоя мама придет. Пусть мама ищет, если надо, а ты отравляйся-ка домой.
И девушка снова занялась своими конвертами.
Пусть Зину ищет мама! Да если бы мама была жива! Мама!.. И Женя точно снова увидела, как они втроем мама, Зина и Женя — ушли в деревню из захваченного гитлеровцами Минска. В деревне мама стирала на немцев, а по ночам куда-то уходила. Она вместе с соседкой уносила из дому большую корзину с бельем. Но под бельем лежали патроны. А как-то раз Женя заметила и пистолет…
К окошку подошла женщина в военном, и девушка отпустила ей конверты. Два мальчика купили марки и, весело переговариваясь, долго налепляли их на узкий, длинный пакет.
А Женя ничего не слышала, не замечала. Ей снова представилось, как на рассвете эсэсовцы пришли за мамой. Мама только что откуда-то вернулась, и они ее, видно, выследили. Маму арестовали и увели.
Женю фашисты водили на допрос. Они били ее, а маму заставляли смотреть. Эсэсовец все требовал, чтобы Женя сказала, с кем мама разносила белье.